– Тут я с вами совершено согласен! Итак, давайте перейдем к делу. Что от меня необходимо? – Эмили окинула оценивающим взглядом его скромное жилище, которое нуждалось не только в уборке, но еще и в хорошем ремонте, после чего произнесла:
– Покажите мне только, где что находится и что у вас есть, а остальное дело будет за мной.
Профессор показал ей ванную комнату и чулан рядом с ней, где Грета хранила разные щетки, тряпки, ведра, порошки, веники, метелки и прочие средства для уборки. Эмили довольно кивнула и после согласования цены за ее услуги, профессор отдал ей запасной ключ от дома, после чего они вместе вышли на улицу. Эмили сказала, что приступит к уборке сегодня днем, чтобы успеть к приезду профессора, пожелала ему счастливого пути и, поцеловав в щеку, поспешила в сторону своего дома.
Доктор Фитцрой тоже решил не терять времени даром и бодрым шагом направился в сторону остановки трамвая, думая по дороге, не забыл ли он чего важного из вещей. Благополучно доехав до железнодорожного вокзала, он успел взять билет на девятичасовой поезд и почти сразу отправился в Фэллод. Устроившись поудобней в кресле, он задремал, немного расслабившись и очнулся только после того, как проводник объявил ему, что через пять минут они прибудут на станцию.
На вокзале Фэллода профессор взял в кассе два билета до Зальта и обратно, потом поймал такси и отправился в университет.
Ему повезло: заведующий как раз находился в своем кабинете, что было для него совсем не свойственно, так как обычно он появлялся не раньше полудня. Кофман был чем-то занят, постоянно перебирая бумаги, и что-то негромко бормотал себе под нос. На просьбу профессора он, к удивлению, отреагировал совершенно спокойно, и, пробурчав «спасибо, что предупредили, можете отправляться, куда вам там нужно» попросил закрыть дверь с той стороны. Все прошло гораздо лучше, чем можно было представить!
До начала лекций у профессора оставалось еще пару часов, а потому он решил немного прогуляться по парку, который находился всего в паре кварталов от университетских корпусов. Несмотря на всю его нелюбовь к этому городу, это было одно из немногих мест, которое нравилось ему особенно сильно. В первый раз он попал сюда, когда приходил устраиваться на работу в университет. В парке были широкие аллеи, устланные серой плиткой, по бокам которых росли клены, акации или березы. Повсюду были расположены аккуратные клумбы с разнообразными декоративными растениями и цветами, над которыми кружили бабочки и пчелы. Воздух здесь был на удивление свеж, несмотря на всю загрязненность остального пространства города. В центре располагалось небольшое искусственное озеро, над которым печально склонили свои ветви ивы. Вокруг него располагались лавочки из светлого дерева, рядом с которыми находились металлические урны. Сейчас он был особенно красив, все так и было наполнено маем, – последним месяцем весны, который придает ожившей природе яркие краски.
Профессор отыскал свободную лавочку почти у самой воды, над которой склонилась ива, давая хорошую тень. Расположившись на месте, он достал завернутый в белую бумагу бутерброд с ветчиной и сыром и бутылку сладкой газировки, которые купил в кафе неподалеку. Дул легкий ветерок, обминая усталое лицо профессора, а он мерно жевал ветчину, которая была уже слишком жесткой для его зубов. И когда он успел постареть? Ведь только недавно они с Гретой нянчили их первенца, девочку Бриджит. Да, счастливые времена, наполненные радостью и силой, когда кажется, что весь мир принадлежит одному тебе. А потом бесконечная вереница дел, проблем и работы, и сам уже не успеваешь опомниться, когда понимаешь, что старость без стука вошла в твою жизнь и стала полноправной хозяйкой, принеся с собой осень и пыль. И вскоре ты сам подходишь к той самой черте, когда задумываешь, а сделал ли ты все в этой жизни правильно? Сколько ты раз прокручивал в голове моменты, когда мог поступить «как лучше», когда мог сдержать вырвавшиеся слово или когда мог не причинять человеку ненужную боль? Сейчас все это кажется чем-то далеким и забытым, как послание на песке, которое смыли волны времени, но когда-то все это наполняло твою жизнь смыслом, заставляло надеяться и переживать, плакать и радоваться. И что в итоге? Ты сидишь совершенно один на лавочке, пережевывая бутерброд, который через год станет тебе и вовсе не по зубам. Зачем нужна эта жизнь, если она в итоге забирает у тебя все то, что ты любишь, причиняя при этом неимоверную боль? И найдется ли когда-нибудь человек, который сможет ответить на этот вопрос?
От всех этих мыслей профессора отвлек маленький кусочек ветчины, который застрял где-то между коронкой и целым зубом. Ну вот, проклятье! И зубочистки с собой, как назло, нет! Не станешь же ты ковыряться во рту пальцами, да еще в парке, где полно народу! Профессор кое-как проглотил остаток бутерброда, откупорил бутылку газировки, которая была со вкусом апельсина, и осушил ее за несколько залпов. Противный кусок удалось все же вытащить языком, после чего между зубов ощущалось непривычное облегчение. «Нет, пора возвращаться в университет. – Устало вздохнул про себя профессор. – Этот парк больше не вызывает в моей душе былую радость, особенно после смерти Греты, ведь каждое место здесь напоминает мне о ней».
Доктор встал, отряхнул крошки с брюк и поправил пиджак. Выбросив мусор в урну, он повернул на аллею, которая вела к западному выходу из парка, а оттуда без труда можно будет добраться до корпуса. Слева за невысокой кирпичной оградой проглядывалась улица, где издавал шум котел жизни.
Он быстро добрался до корпуса, по дороге изрядно вспотев: майское солнце припекало нещадно, и профессор почувствовал, как к спине уже начинает липнуть рубашка. Обтираясь носовым платком, он взял ключ от аудитории и поспешил на четвертый этаж. Похоже, в парке он засиделся изрядно: ожидавшая у дверей группа бросила на него недовольные взгляды и сквозь зубы процедила: «Здравствуйте». Профессор лишь кивнул в ответ и открыл скрипучую дверь.
На тридцатой минуте пары он почувствовал, что потерял аудиторию. Студенты лениво что-то выводили в тетрадках, перешептывались, а те, что сидели на задних партах и вовсе затеяли какую-то игру или лежа на парте, смотрели в окно. Профессор не мог их винить: эта жара действительно слишком давила, не давая сил сосредоточиться на работе, не говоря уже о том, чтобы записывать под диктовку. Потому он отложил свои листочки в сторону и предложил студентам рассказать про то время, когда он служил на фронте во время Первой войны за золотые шахты. Это вызвало нешуточное оживление. «Вы что, правда, там были?» – выкрикнул кто-то с задних рядов. «И не только был, но еще и старался спасать людям жизни!» – гордо заявил бывший военный хирург, и принялся рассказывать одну за другой истории, которые были призваны не только развлечь студентов, но и дать им полезную информацию, ведь в случае новой войны им придется работать в военных госпиталях или на передовой. В частности он поведал, как правильно ампутировать конечности, удалять осколки, накладывать жгуты и останавливать кровь из порванной артерии. Конечно, он дал несколько советов и на счет того, как поддержать получившего ранения солдата, чтобы он не потерял от боли сознания, а также как облегчить душу умирающему на руках бойцу. Все это профессор старался подать на примерах из жизни реальных людей, которые были написаны на страницах истории кровью. О таком вряд ли сможет поведать хотя бы один учебник, ведь настоящий опыт – намного важнее той воды, которую пишут в книгах люди далекие от реальных критических ситуаций.
Вызвав бурное восхищение и чуть ли не аплодисменты под конец, профессор, слегка смутившись, объявил, что занятия на сегодня закончены, и что надо готовиться к зачету, который уже не за горами. Студенты согласно закивали и быстро выбежали на перерыв, оставив доктора в одиночестве.
Он не торопясь запер аудиторию и сдал ключ. Ну вот, на сегодня с делами покончено, но ведь впереди еще целый вечер и его надо бы как-то занять. Можно позвонить Людвигу Шварцу и провести остаток дня у него, но с другой стороны профессор не очень хотел напрашиваться и злоупотреблять гостеприимством своего друга, – в конце концов, он тоже занятой человек и, возможно, после долго рабочего дня ему захочется побыть одному и хорошо отдохнуть.
Тут в голову доктору Фитцрою пришла еще одна мысль, и он долго взвешивал ее, то отметая прочь, то снова рассматривая как возможность. Дело в том, что в городе, совершенно недалеко от студенческого общежития, где ему сдавалась комната на время проведения лекций в университете, находился паб «Две кружки эля», где собирались в основном люди, которым уже давно перевалило за пятьдесят. Сюда также любили захаживать и преподавателя университета, чтобы можно было спокойно посидеть и отдохнуть, не попавшись на глаза молодым студентам, которые считали это заведение, дословно «для старых пердунов». Первый раз профессора туда привел Людвиг, несмотря на его бойкие протесты. Но, уже очутившись внутри паба, доктор почувствовал, что ему там понравится. Здесь действительно находились одни старки или мужчины, которым на вид можно было дать лет сорок-пятьдесят. Обстановка была спокойной и весьма теплой: стены были отделаны панелями из светло-коричневого дерева, пол был немного темней и создавал заметный контраст с выбеленным потолком, где умещались несколько люстр в виде скученных оленьих рогов. За квадратными полированными столами на лавочках или отдельных стульях тихо о чем-то переговаривались люди; некоторые играли в карты, шахматы или домино. Справа от барной стойки находилась небольшая круглая сцена, где играло трое мужчин: один на скрипке, другой на гитаре, третий на губной гармошке. В основном они исполняли старые баллады и фольклорные песни, которые особенно нравились профессору. Хозяин заведения, круглый, как бочка, мужчина с пухлыми щеками и заметной лысиной, которого звали Альберт (друзья и завсегдатаи называли его просто «Большой Ал»), сразу радушно предложил им сесть за свободный столик, лично принес меню, и, отметив, что профессор посещает его заведение в первый раз, решил угостить его кружкой своего лучшего эля за счет заведения.