После Нового года площадь перед дворцом была так завалена сгоревшими танками и бронемашинами, что невозможно было пройти. Везде валялись горы российских трупов.
— Не знаю, сколько их могло быть, тысячи! За несколько дней мы перестреляли в Грозном целую российскую армию. Мы им говорили, чтобы они забрали свои трупы, а то собаки шныряют по улицам и жрут их. Попробовали человеческого мяса, и уже не убегали, поджав хвосты, на людей смотрели, как на охотничью дичь. Нам их потом пришлось отстреливать, чтобы они целыми стаями не нападали на прохожих.
Девятнадцатого января девяносто пятого года чеченцы приняли решение прекратить защиту президентского дворца. После трех недель непрерывных бомбардировок он был так разрушен, что пребывание в нем грозило смертью. Тяжелые бомбы, предназначенные для разрушения бетонных бункеров и взлетных полос аэродромов, выпотрошили изнутри многоэтажное здание, от которого остался только опаленный и посеченный остов. Бомбы пролетали сквозь этажи, как брошенные сверху камни и взрывались все глубже и глубже, в укрытых под землей подвалах. Защищать было уже нечего.
— Ночью наш командир, Алман, был вызван на совещание во дворец. Вернулся и сказал, что мы отступаем.
Стемнело, лицо Мансура выхватывали из мрака фары проезжающих машин.
— Сказал еще, что президент просил не беспокоиться, потому что его дворец, это только дом, такой же, как другие, только немного повыше. И что в Чечне каждая халупа — дворец президента.
Омар дремал рядом с водителем. Задумчивый Муса что-то напевал себе под нос, не обращая ни на кого внимания.
Лабиринты руин закончились в предместьях, а в лунном свете вырос неожиданно над городом скелет выжженного многоэтажного здания.
— Нефтеперерабатывающий завод, я там работал, — кивнул головой Мансур.
У Мансура были грандиозные планы. Он мечтал стать известным инженером-геологом, искать на Кавказе нефть, писать научные труды, ездить на международные конференции. На Кавказе нефть принесла состояние тысячам смельчаков, отважных и удачливых. Мансур считал, что у него тоже должно получиться. Хотел стать кем-то, мечтал о жизни не только зажиточной и достойной, но и интересной, можно сказать — на мировом уровне.
После войны он уехал из Чечни. Теперь думал только об одном — как вывезти отсюда семью. Из-за этого, собственно, и вернулся. Предчувствовал надвигающуюся новую катастрофу. Знал, что страшная война возвращается, что она вот-вот начнется. Знал, что если останется, если не удастся уговорить семью бежать, ему снова придется воевать. А уверенности, готов ли он еще раз померяться силами с кошмаром, не было. При одной только мысли об этом, его охватывал ужас. Не признавался в этом ни перед Омаром, ни перед Мусой. Но когда мы бывали одни, он не стыдился своих сомнений и опасений.
После бомбардировок захваченный город был отдан на откуп солдатам-контрактникам. Они гарцевали по улицам на гусеничных машинах, сминая стоящие на пути киоски и автомобили. Были хозяевами жизни и смерти. Каждый взрослый житель города мог в любую минуту быть брошен в подземелье, где его ждали пытки, унижения, а нередко и смерть.
— Во время войны за выдачу тел наших солдат русские требовали выкуп. Потом люди сами стали торговать живыми. На живых можно больше заработать.
Только после апокалипсиса город стал соответствовать названию, столетия назад данному ему русскими завоевателями и поселенцами. Сама крепость называлась «Грозная», город — «Грозный», то есть, страшный, ужасающий. Город бесправия и жестокого насилия. Город без учреждений, судов и милиции, где ничего абсолютно не работает, а его жители предоставлены только самим себе. Сами добывают еду, сами, с автоматами в руках, заботятся о безопасности и добиваются справедливости. Город, который видел столько жестокости, что в нем уже нет места сочувствию. Город с печатью смерти, где человеческая жизнь лишена какой бы то ни было мистики, свелась к категории товара.
Война висела в воздухе, отражалась в беспокойных лицах жителей города, в их нервных, резких жестах и движениях. Вот уже несколько дней приезжие рассказывали на столичных базарах, что крестьяне в горах стали распродавать стада, что всегда было безошибочным знаком приближающейся войны.
Российские войска без предупреждения пересекли границу Чечни и медленно продвигаются на юг, в сторону гор, занимая очередные станицы, дороги, мосты и высоты. Об этом говорил по телевидению премьер России Владимир Путин. «Естественно, что наши войска стоят в Чечне. А что в этом странного? Мы в своей стране. Неважно, находятся ли наши солдаты километром ближе, километром дальше. Чечня является частью России, нас не делят никакие границы, которые приходилось бы нарушать».