— В поезде умерли три мои брата и сестра. А вскоре после этого, уже в Казахстане, милиция забрала моего отца. Мы его никогда больше не видели.
Больше всего я любил беседовать с дедом Исламом, когда начинало смеркаться, и он неторопливо разбирал свой лоток.
— Жили мы в этом Казахстане в чистой пустыне, все время дул ветер, везде песок. Нам, чеченцам, запрещено было уходить из лагеря без разрешения властей. Если поймают дальше, чем за шесть километров от бараков, накажут. Будь то ребенок, женщина, молодой или старый, без разницы. Держали нас там как скотину.
После двенадцати лет ссылки Россия позволила чеченцам вернуться на Кавказ. Изгнанники возвращались в горы, везя с собой прах близких, умерших на чужбине.
— Выгнать целый народ — все равно, что вырвать растение с корнем. На другой земле может не приняться. И даже если ты его посадишь на старое место, тоже может завянуть, — говорил дед Ислам, пакуя в багажник коробки с мятной жевательной резинкой и турецкими сигаретами. — Многие наши старики не пережили того изгнания. Вымерли. И унесли с собой в могилу всю мудрость. Вот и имеем теперь, что видишь. Молодые не уважают старших, не уважают традиций, не знают языка. Тьфу! Разве после всех этих войн, захватов, погромов и ссылок мы могли бы жить рядом с русскими и чувствовать себя в безопасности? Почему от евреев никто не требовал, чтобы после истребления они стали жить в Германии? Почему никто не удивляется армянам, что они, чудом избежав гибели, не желают жить вместе с турками?
Через много лет российские власти специальным декретом простили чеченцам вину, за которую они были изгнаны с Кавказа. В России, однако, укоренилось убеждение, что чеченцы, да и другие кавказские горцы, — убийцы, разбойники, предатели и друзья Гитлера, верить им нельзя.
Войны, ссылки, угроза уничтожения и постоянно окружающая их враждебность и подозрительность спасли, однако, чеченцев, не позволили им забыть, кто они, не позволили превратить их в выведенного в большевистских лабораториях homo sovieticus.
Отторгнутые, лишенные доступа к житейским благам и чинам, лишенные возможности развития, они могли положиться только на свой старый мир традиций и извечных порядков, на свои башни из камня.
Но даже во времена ссылок, в почти обезлюдевших горах продолжали сражаться чеченские партизаны. Нападали на милицейские посты, жгли учреждения. Отряд деревенского учителя Хасухи Магомадова, воевал в течение тридцати лет и был разгромлен только в семьдесят седьмом году. Потом около пятнадцати лет все было спокойно. Потом появился Дудаев.
Когда я снова приехал в Грозный, город гудел от слухов. Ночью кто-то опять пытался застрелить президента. В чайных и парках мужчины разговаривали только о покушении.
«Это должно быть Беслан, — качали они головами. — Да, это наверняка он, кто ж еще».
Беслан Гантемиров был мэром чеченской столицы. Когда-то держался Дудаева. Однако потом их пути разошлись, а незадолго до покушения Беслан заявил, что не признает власти президента. Дудаев послал к горсовету войска. Взбунтовавшийся мэр был ранен в перестрелке и вынужден бежать из города на другой берег Терека. Туда власть президента уже не распространялась. С тех пор в городе его никто не видел. Но люди знали, что Беслан вернется.
Разозленный на изменника Джохар, заявил по телевидению, что весь род Беслана — трусы и рабы. Весной солдаты Дудаева застрелили двух двоюродных братьев Беслана. Над их могилой мэр поклялся отомстить.
Таких вещей не прощают. Таков закон гор. Поэтому люди знали, что Беслан вернется.
О том, что кабинеты Дудаева находятся на пятом этаже неказистого, серого здания, гордо именуемого президентским дворцом, в Грозном знали все. Свет в окнах горел там день и ночь. Однако никогда не было точно известно, то ли президент сидит над бумагами до поздней ночи, то ли его гвардейцы смотрят телевизор и играют в карты во время дежурства. А может, это горел свет в небольшом гимнастическом зале, где Дудаев два раза в неделю в полночь разминался, медитировал или тренировал приемы карате.
Нападавшие, видимо, знали, что той ночью Дудаев решил допоздна поработать. У Беслана в городе осталось много влиятельных друзей в Министерстве безопасности, в полиции и даже в президентской гвардии.
Ночные перестрелки в Грозном никого уже давно не удивляли. Они стали чем-то привычным, как ночной лай собак. Поэтому, когда в третьем часу утра со стороны площади Свободы долетели автоматные очереди, никто на них не обратил внимания. Но когда рядом с президентским дворцом ухнул гранатомет, даже старики поняли, что на этот раз это не полуночные забавы подвыпивших гвардейцев.