– Да?
Резкий голос принадлежал раздражительной с виду особе в линялом темном платье и заляпанном желтом фартуке. Правда, лицо ее, при всей грубости черт, было чистым, а седеющие волосы собраны на затылке в аккуратный пучок.
– Сколько за комнату и какой-нибудь ужин? – от холода и сырости мой голос сел и охрип.
– Серебреник за ночь, – буркнула она, обшаривая меня хищным взглядом. – И деньги вперед. Хлеб и сыр поутру входят в стоимость ночлега. Обед отдельно, выбирай из того, что есть. Правда, выбор невелик, сегодня уже мало что осталось.
Пошарив в поясном кошеле, я выудил серебреник и пять медяков.
– За меня и мою лошадку.
– Ты что, ехал в такую погоду? – удивленно спросила женщина, прибрав монеты.
– Ну, когда я выезжал, особого ненастья ничто не сулило, а задерживаться во Фритауне у меня как-то не было охоты. Потом было просто некуда приткнуться, и… – я пожал плечами.
Трактирщица посмотрела на дверь, потом на меня:
– Хрисбарг подвластен герцогу. У нас часто бывает маджер Лервилл.
– Хозяюшка, откуда путнику знать местную погоду? Я допустил промашку, но теперь рассчитываю отогреться и подкрепиться.
– В этом мы тебе поможем. Анна-Лиз обслужит тебя… или ты хочешь сначала взглянуть на комнату?
– Да, пожалуй, взгляну на комнату. По крайней мере, сброшу там плащ, чтобы он просушился.
– Чистое полотенце и таз воды – еще один медяк.
– Два полотенца. И еще один таз поутру.
Трактирщица улыбнулась:
– Деньги вперед.
Полотенца, хотя и серые, оказались плотными и чистыми, а вода в тазу – достаточно теплой. Что же до самой комнаты, то она с трудом вмещала осевшую двуспальную кровать и потертый шкаф из красного дуба. На кровати лежал комковатый матрац, застеленный грубой простыней и толстым коричневым одеялом. В настенном подсвечнике горела одна-единственная свечка, которую трактирщица на моих глазах зажгла от своей лампы.
Замка в двери не имелось. Я решил, что при столь малом числе постояльцев можно оставить торбу и плащ без присмотра.
Вернувшись в общую залу, я обнаружил там сидевшего за ближайшим к огню столом мужчину в темно-синем мундире. Даже со спины, ссутулясь над кружкой, он выглядел надменно.
Я занял столик у противоположной стены.
Скользнув по мне взглядом, малый в мундире сделал из кружки большой глоток и окликнул служанку:
– Анна-Лиз!
– Минуточку, – послышался приятный женский голос, который я уже слышал.
Я потянулся, наслаждаясь теплом и начиная чувствовать себя более или менее по-человечески.
– Спасибо, Херлут. Я и не знала, что у нас объявился еще один постоялец.
Светловолосая девушка, вероятно еще моложе меня, кивнула солдату.
– Но…
Проигнорировав его попытку привлечь внимание, она подошла к моему столику. Длинные светло-русые косы падали ниже плеч.
– Добрый вечер, молодой господин. Прошу прощения, но по части мясного мы нынче вечером небогаты. Осталось, правда, немного тушеной медвежатины да пара отбивных. Есть пшеничный хлеб, маисовые лепешки и печеные яблоки в пряностях. А еще немного белого сыра.
Открытая улыбка обнажила крепкие, белые, хотя и не совсем ровные зубы. А соблазнительно низкий вырез блузы давал возможность разглядеть кое-что весьма привлекательное.
– Что посоветуешь, отбивные или медвежатину?
– Бери медвежатину, – ответил за девушку Херлут. – Отбивные у них недельной давности, они их каждый вечер разогревают. А мне, Анна-Лиз, принеси-ка ты еще кружечку.
Анна-Лиз приподняла брови и слегка кивнула.
– Я возьму тушеную медвежатину, сыр, яблоки и несколько кусочков пшеничного хлеба, – решил я. – А что есть из питья?
– Подогретый сидр, крепкое пиво, вино и клюквица.
– Мне клюквицы.
– О, вот так пьяница объявился! – снова подал голос солдат. – Сразу видать – настоящий мужчина.
Пожав плечами в знак того, что она к этим шуточкам отношения не имеет, Анна-Лиз с улыбкой спросила:
– Может, что-нибудь еще?
– Спасибо, не сейчас, – промолвил я, ухмыльнувшись в ответ. А почему бы и нет? Ведь это она начала заигрывать.
Убрав с лица улыбку, Анна-Лиз направилась к солдату и забрала у него кружку.
– Тебе снова крепкого пива?
– А чего еще от тебя дождешься? Торчу тут, понимаешь, деньги трачу…
Он уставился в камин, где слабые язычки пламени лизали пару сырых поленьев.
Анна-Лиз исчезла за открытой дверью, ведущей на кухню, и почти мгновенно вернулась с двумя кружками.
Пиво на стол Херлута было поставлено со стуком. И без единого словечка.
– Пожалуйста, молодой господин, – передо мной появилась кружка с соком. – Откуда путь держишь – из Хаулетта, Орлиного Гнезда или, может, Фритауна?
Спина солдата напряглась, и это меня насторожило. Однако я ответил по возможности честно:
– Правду сказать, так я и вовсе не из этих мест. Ехал побережьем, а во Фритауне решил не задерживаться. Мне сказали, что кораблей там все равно нет. Вот и угодил под дождь.
Солдат слегка расслабился. Девушка кивнула сочувственно:
– Дорога неблизкая.
– И холодная, – ухмыльнувшись, я отпил соку и положил кусочек сыра на ломоть белого хлеба.
Девушка упорхнула на кухню, Херлут занялся своим пивом, а я – хлебом и сыром, стараясь жевать помедленнее.
– Молодой господин…
На столе передо мной появилась огромная дымящаяся миска и тарелка поменьше с нарезанными, приправленными пряностями красными яблоками.
Насчет медвежатины Херлут не обманул: она оказалась острой, горячей и вкусной. Однако я отодвинул миску еще не опустошенной – а ну как объемся, и у меня, чего доброго, расстроится желудок.
– Угодно чего-нибудь еще?
– Потом, – ответил я, покосившись на солдата (тот хмуро уставился в свою кружку) и вспоминая недавнюю многозначительную улыбку хорошенькой служанки. – Сколько?
– Пять.
Допив сок, я вручил ей серебреник и получил сдачу в пять медяков, один из которых вернулся к ней и скрылся в ее поясе.
Не без сожаления проводив ее взглядом, я поднялся по скрипучей лестнице в свою комнату и, закрыв за собой дверь, быстренько проверил содержимое торбы. Ничего не пропало. Стягивая брюки, я не переставал гадать о значении кивков и улыбочек Анны-Лиз.
Но, похоже, напрасно. Потому что так и уснул, не услышав ни тихого стука в дверь, ни чего-либо в этом роде.
XXII
Утро выдалось столь же унылым, что и предыдущее. Бесформенные тучи поливали землю бесконечным моросящим дождем.
Я проснулся, но еще не встал с постели, когда сухопарая трактирщица, войдя без стука в комнату, деловито налила в умывальный таз чистой воды. Она даже не посмотрела в мою сторону. Глаза мои снова закрылись, но сон больше не шел – в голове вертелись мысли, вопрос возникал за вопросом. Почему в герцогстве Фритаунском такая дождливая погода? Что заставило Мастера хаоса так гнать карету по направлению к порту? И почему он воспользовался именно каретой?
Стоило мне свесить ноги с кровати, как боль придала мыслям иное направление. Мышцы ног ныли так сильно разве что в первые дни занятий с Гильберто. Просто сидеть на постели – и то было больно.
Снаружи шумел ветер, по крыше гостиницы назойливо стучал дождь. Одевшись и натянув сапоги, я заглянул в торбу и с улыбкой прикоснулся к корешку подаренной отцом книги. Все некогда да некогда, но все-таки не мешало бы в нее заглянуть. Не просто же так он мне ее подсунул.
Свет в узком коридоре не горел, отчего он показался мне мрачнее, чем вчера вечером. Неожиданно снизу донеслись голоса:
»…напали на Фритаун…»,
»…любой из них мог оказаться здесь…»
Я замер на вершине лестницы и прислушался.
– Гонец сказал, будто там было два Черных посоха. И еще другие… Включая проклятую бабу, Черного бойца.
– Маджер, я не имею ни малейшего представления о том, как может выглядеть Черный посох. Из постояльцев у нас сейчас только два торговца и какой-то школяр при деньгах. Торговцы знакомые, наезжают к нам по три-четыре раза в год. Ну а школяр… он почти мальчишка.