— Знаешь, как иногда две нити переплетают так крепко, что они становятся единым целым? — спросил он, бросая камни. Элисса кивнула, обхватив себя за плечи. — Это очень похожее ощущение. Однажды я сказал Хоук, что не знаю, где заканчиваюсь я, и начинается Справедливость.
Андерс швырнул оставшиеся камни, и они с громким плеском погрузились в озеро. Отряхнув ладони, он подошел к Элиссе и кивнул в сторону валунов, на которых можно было сесть. Мимоходом пожалев, что не догадалась захватить теплое одеяло, Элисса устроилась на камне, прижавшись к Андерсу.
— Сначала все было как обычное погружение в Тень, разве что сам ритуал… непривычный. Лириум, какие-то травы, странное заклинание — и вот мы уже в Тени. Только на этот раз я все ощущал и видел наравне со Справедливостью. И там нас уже поджидали духи — Мудрости, Доблести, Сострадания, Любви, Самопожертвования…
— Оживленная компания, — пробормотала Элисса. Андерс еле заметно улыбнулся краем рта.
— О да. Они… разговаривали. Со Справедливостью и со мной. Но не словами, а… образами? Звуками, ощущениями, даже запахами… Такое сложно объяснить. И они стали нас расплетать.
— Как это? — Элисса непонимающе нахмурилась.
— Как те самые нити. Я заново прожил всю свою жизнь, с первого вздоха и до сегодняшнего дня. Сам не знаю, как не свихнулся — сколько раз мне хотелось самому себе заорать: «Остановись, идиот, что ты делаешь?!»…
— А зачем? — Элисса села ровнее. — Ведь Справедливость был с тобой не с самого начала.
Андерс кивнул.
— Но он впитал в себя всю мою память. И нужно было отделить его сущность от моей.
Они смолкли. Сатина, вторая луна, медленно скользила по небу, подбираясь к своей сестре, и по озеру протянулась вторая серебристая дорожка.
— Ты знала, что Справедливость действительно влюбился в Ору? — вдруг спросил Андерс. Элисса, вздрогнув, покачала головой.
— Я, конечно, подозревала это, но…
— Он сам не понимал, что с ним и почему от одного вида этой женщины он словно слышал пение Тени. Он думал, что это лишь память Кристофа, но он… вобрал в себя его чувства. Мне даже жаль его: сначала любовь, потом — моя ненависть… Кажется, я понимаю, почему Солас был в такой ярости. Духам не место в нашем мире.
Андерс, ссутулившись, спрятал лицо в ладони.
— Из-за меня он перестал быть собой. Почти стал демоном.
— Но сейчас он ведь вернулся в Тень, значит, все хорошо? — осторожно спросила Элисса, обняв его за плечи. Андерс покачал головой.
— Не совсем. Он… исчез. Духи ведь не умирают — они растворяются в Тени, а потом, спустя какое-то время, вновь появляются. Только уже не помнят ничего, что было.
— Создатель… — прошептала Элисса, вздрогнув. — Он… вы знали, чем все закончится?
Андерс молча кивнул и пояснил:
— Солас предупреждал, что такое возможно. Он был знаком с духом Мудрости, которую маги-недоучки вытащили в наш мир, превратив в демона Гордыни. Ее… не удалось спасти, и Соласу пришлось помочь ей раствориться в Тени. Она потом вернулась, но уже не помнила его.
— Мне жаль, — тихо сказала Элисса.
Они сидели в тишине. В небе сияли и перемигивались яркие звезды, в озере что-то шумно плеснуло, и по воде пробежала рябь.
— Если хочешь, можешь идти спать. Я еще посижу, — Андерс искоса глянул на нее. Элисса с сомнением нахмурилась.
— А ты хочешь тут сидеть в одиночестве?
— Нет.
— Ну вот и все.
Элисса поерзала, плотнее запахивая теплый плащ, тайком зевнула в воротник — Андерс, обхватив ее за плечи, потянул на себя. Она устроила голову на его коленях и зевнула уже не таясь.
— У тебя чудовищно острые и твердые колени, ты знал?
— Теперь буду знать, — Андерс, судя по голосу, улыбался.
Элисса почувствовала, как он мягко гладит ее по голове, обводит ухо и, явно задумавшись о чем-то своем, начинает осторожно почесывать за ним и, не сдержавшись, рассмеялась:
— Андерс! Я не Ланселап, ты перепутал.
— Ой, — он отдернул руку. — Извини.
— Да ладно, продолжай. Только не жди, что я начну мурлыкать или мяукать. — Элисса, отсмеявшись, прикрыла глаза. Разумеется, по закону подлости спать ей расхотелось. Просто было хорошо лежать так, в тишине, глядя из-под опущенных ресниц на безмятежное озеро, расчерченное лунными дорожками. С Андерсом вообще было хорошо — и разговаривать, и смеяться, и молчать. Идти в бой, зная, что он подстрахует их отряд, прикроет магическим щитом или швырнет в противников чем-то мощным и смертельным, а уже потом, после боя, будет громко ругаться, залечивая их раны, клясться, что «в следующий раз даже посохом не шевельну, вот будешь знать, Хоу, как прыгать в самую гущу!», ворковать над Ланселапом, который продрых весь бой в его заплечном мешке… Засыпать и просыпаться рядом.