— Скотина! — кратко заявил Кожин, когда ему это наконец удалось. — Шел по трупам. Никакого представления о морали. Я так и сказал вашему предшественнику.
— Можете привести конкретные примеры? — поинтересовался следователь.
— Сколько угодно, — согласился Кожин и тут же выложил четыре истории о том, как Марухин подставлял, подсиживал и обходил конкурентов. Причем работавших в том же самом НИИ.
Смирнов все аккуратно записал, особенно фамилии.
— Больше ничего? — спросил он.
— Нет, но поспрашивайте тех, кто тут работает подольше. Уверен, они вам и не такое расскажут.
Смирнов уточнил возраст лиц, которые, по мнению Кожина, пострадали от козней Марухина. Оказалось, что самому молодому сейчас пятьдесят семь и живет он уже восьмой год в Канаде.
— Но в любом случае за такое не убивают, — пожал плечами Кожин. Он затушил сигарету о край банки и бросил в нее окурок. — Да еще и так… жутко.
Следующим Смирнов опрашивал Дмитрия Александровича Бирюкова, химика и доктора наук, как сообщил ему Самсонов. Химик был лысым шестидесятилетним крепышом в очках без оправы, его лицо покрывали крупные веснушки. Он разговаривал с полицейским, сидя на табурете и вертя в пальцах огрызок карандаша.
— Сашу знал давно, — говорил он. — Лет двадцать, наверное. Мы вместе и лабораторию эту организовали, персонал набирали. Так что стояли, так сказать, у истоков.
Смирнов уважительно кивнул.
— Ученый он был от Бога, — продолжал Бирюков. — Гений, я думаю. Большая потеря для генетики.
— А как у него складывались отношения с людьми? С коллегами в том числе.
— По-разному.
— Конфликтовал? — осторожно спросил Смирнов.
— Постоянно.
— Что-нибудь серьезное? — Следователь задал вопрос, уже зная, что ему ответят.
— Да нет, так, мелкие дрязги. Думаете, его из-за этого убили?
— Нет, — честно признался Смирнов. — Скажите, а как вы испытываете лекарства?
Бирюков усмехнулся:
— Все законно, можете проверить документы. Они у Калужникова.
— Я верю, не подумайте. Но мне интересно, как это происходит.
— Видите ли, генная терапия — наука уже не новая. Не надо думать, что мы ставим какие-то уникальные эксперименты. Тут приходится действовать очень осторожно. Мы работаем с эмбрионами и детьми в возрасте до семнадцати лет. Это наша специализация. Иногда выезжаем, но чаще посещают нас.
— То есть вы лечите детей? Прямо тут? — Ручка замерла в руке Смирнова.
— Ну конечно. И уже много лет.
— Сколько?
— Дайте подумать. Лет шестнадцать.
— Многих вылечили?
— Достаточно.
— Примерно сказать можете?
— Могу точно, но нужно документы смотреть.
— Не надо. Навскидку.
Бирюков осуждающе покачал головой:
— Это же детские судьбы, а вы «навскидку».
— Извините. И все же, сколько вы излечили? Сотню, тысячу?
— Сотни две. Может, немного больше. Некоторые еще проходят лечение.
— Сейчас сколько у вас наблюдается пациентов?
— Это я вам могу сказать точно. Семьдесят четыре.
Смирнов присвистнул.
— Всех удается вылечить?
— Нет. Но большинство.
Смирнов поблагодарил химика, взял у него номер телефона и отправился дальше.
Людмила Ивановна Самсонова находилась в кабинете, который делила с мужем. Так было написано на двери. Она сидела за компьютером и что-то печатала. Смирнов представился и объяснил, что ему нужно. Вздохнув и с сожалением взглянув на монитор, женщина развернулась и положила локти на стол. На вид ей было столько же, сколько и мужу. Крашеная брюнетка с тонкими, властными чертами лица и ярким макияжем. В ушах — маленькие старомодные серьги с прозрачными камешками.
— Каким был Марухин? — медленно повторила Самсонова. — Дайте подумать. — Она сложила ладони и уткнулась в них лбом.
Пока женщина собиралась с мыслями, Смирнов разглядывал кабинет. Стеллажи, сейф, оргтехника, вентилятор в углу, куча дипломов в рамках, развешанных по стенам. Бросалось в глаза только одно: кубки и медали на разноцветных ленточках, видневшиеся буквально повсюду.
— Кому принадлежат все эти призы? — спросил Смирнов.
— А? — подняла на него глаза женщина, не сразу поняв вопрос. Затем улыбнулась. — Это наших детей. — Она взяла стоявшую на столе фотографию в рамке и развернула так, чтобы следователь мог ее видеть. — Ксюша и Максим.
На Смирнова смотрели два улыбающихся подростка. Очень похожие друг на друга.
— Сколько им? — вежливо поинтересовался полицейский.
Если тебе показывают фотографию своих детей, надо задать хотя бы пару вопросов.