– Вот-вот! А почему сейчас не порют и не вешают, милый?
– Говорят, настали другие времена, гуманные и просвещенные.
– Не нравятся мне эти дурацкие времена, милый. Совсем не нравятся.
Кит чмокнул сестренку в уголок розового, как цветочный бутончик, рта.
– Когда твой муж вернется?
– Должен вечером.
– Хорошо. Я пока вздремну.
Вечером Гордон вернулся с охоты. Он выглядел до жути симпатичным в камуфляже. Он смущенно протянул жене скромный букетик белых полевых цветов. Его сапоги были до голенищ забрызганы грязью. От него пахло кровью, потом, бешеной скачкой и адреналином.
– Где твои мертвые животные? – опасливо спросила Виктория.
– Я завез их к таксидермисту.
Виктория украдкой перевела дух. Раньше Гордон приходил домой с охоты и сваливал трофеи прямо в гостиной на пол, пока она не объяснила мужу, что окровавленные туши мертвых животных не настолько украшают их со вкусом обставленную антиквариатом гостиную, как ему почему-то кажется.
– Мой брат приехал.
Гордон покивал и поднялся наверх, оставляя потеки мокрой грязи на безумно дорогих коврах. Против обыкновения, Виктория не сделала мужу ни единого замечания по этому поводу. Наверное, потому, что за спиной у него было охотничье ружье. Гордон вошел в комнату и сел, положив ружье на колени. Кит проснулся от грохота тяжелых сапог, сел и посмотрел на зятя.
– Гордон, ну, что случилось.
– Ты ведь уже сам со всеми переговорил и все выяснил, как я понимаю.
– Да. Я заехал в Мэрию и побеседовал с бургомистром. Он согласен взять тебя обратно. Он сказал мне, что считает ужасной ошибкой лишаться столь толкового и компетентного сотрудника вроде тебя оттого, что ты малость увлекся астрологией и в результате капельку вспылил.
Гордон опустил голову и заворчал, как медведь, случайно забредший в заросли крапивы и чертополоха. Непохоже, чтобы мысль о возвращении на свою прекрасную высокооплачиваемую должность в Мэрии прельщала его. Он уже три года посвятил этой работе, был сыт по горло рутиной и, вдобавок, искренне считал, что достоин гораздо большего.
– Не надо было тебе приезжать, – сказал он Киту.
– Давай я сам буду решать, что мне надо и что не надо.
– Я в том смысле, что если ты приехал отговаривать меня…
– Это нас к чему-нибудь приведет?
– Нет.
– Я так и думал. Поэтому решил помочь. Я буду спонсировать твою предвыборную кампанию.
Гордон непритворно растерялся.
– Что? Нет. Так дело не пойдет. Я твоих денег не возьму. Минимум, это поставит тебя в неловкое положение…
Кит махнул рукой, заставив Гордона замолчать.
– Опомнись! Вот ты олух деревенский! Я уже поставлен в невыносимо идиотское и неловкое положение. Все, кому надо о том знать, прекрасно знают, что ты мой зять и, в отличие от тебя, не забывают о том ни на секунду. Теперь все считают, что я был в курсе твоей затеи, более того – санкционировал ее. Интересуются: то ли я с ума сошел, то ли затеял ловкую политическую аферу. Что я могу ответить? Как так получилось, что я лег спать опорой священного Престола, а проснулся – о Господи, прости и помилуй! – монархическим прихвостнем?
Гордон расстроился.
– Да. Это неправильно. Хорошо. Я откажусь от этой…
– Нет. Не откажешься. Ты пойдешь и выиграешь выборы. Тем более я уже упросил старину Монтеррея оказать тебе всю возможную поддержку на самом высоком уровне, – прибавил Кит, очень довольный собой.
– Старину… кого?
– Верховного Канцлера Милбэнка, твоего, если позволишь, однопартийца. Милбэнк будет несказанно счастлив свалить на Салеме консерваторов и наконец заполучить тут своего губернатора.
После трехдневных блужданий в темном глухом лесу Гордон малость одичал и соображал довольно туго.
– Но… Милбэнк? Я думал, ты на дух не переносишь этого… прохвоста. Зачем тебе вздумалось ему помогать?
– Ты ведь учился в школе и, наверное, слыхал историю о троянском коне?
– Да, слыхал. И в чем суть.
– О, Боже, Гордон, не хочу тебя обидеть, но иногда тебе действительно стоит собраться и пользоваться своими мозгами по их прямому назначению.
В дверях тихонечко появилась Виктория и поглядела на них обоих, кусая губы.
– Допустим. Старина Монтеррей? Деньги? Только… а если я не выиграю выборы? – промямлил Гордон, с трудом собравшись с мыслями.
Кит расцвел от счастья, заулыбался и от избытка теплых чувств так крепко обнял зятя, что слегка придушил.
– Что ж, тогда с твоей карьерой будет покончено. А моя сестра… она, конечно, не захочет провести остаток жизни в компании жалкого неудачника. Мы оба знаем, Виктория – женщина далеко не такого самоотверженного сорта. Не правда ли, милая? С какой стороны ни глянь, у тебя просто нет выбора. Полагаю на этом вопрос решенным. Детали обсудим позже, когда моя сестра не будет слоняться поблизости, глядя на нас обоих удивленными, прекрасными, невинными глазами.
– Я не…
– Прежде чем ты что-нибудь скажешь, глупышка, вспомни: твой муж отлично стреляет, – промолвил Кит, – пристрелит тебя, отвезет к таксидермисту, сделает чучело и украсит им вашу гостиную.
Виктория ужасно побледнела.
– К-как? – пролепетала она.
– А вот так, – отрезал Кит.
Гордон посмотрел на жену и растрогался.
– Ах, ты мой птенчик, моя красавица.
– Пупсик, – сказала она и немножечко всплакнула.
– Прекратите, – взмолился Кит, – ваши соловьиные трели… у меня от них в ушах звенит, и вот-вот кровь пойдет из носа!
– Прости, милый, – спохватилась Виктория, и щечки ее порозовели, – мы постараемся больше не звенеть в твоих ушах своими трелями. Иди, Гордон, умойся, переоденься и сядем ужинать.
Кит до последнего мгновения не верил, что эта политическая авантюра увенчается успехом. И все же, с тех пор, как Таггерт захлопнулся, дела у демократов на Салеме здорово пошли на лад. Гордон говорил, много и вдохновенно, а Таггерт стоял рядом, держа в руках широкополую шляпу, и молчал. Когда Таггерту все же приходилось говорить, он читал по бумажке заранее написанные Гордоном вдохновенные речи. Читал Таггерт мямля и запинаясь, по складам, но избирателям это импонировало. Остальное доделали крупные финансовые вливания и поддержка самого Верховного Канцлера.
Победу свою Гордон и Таггерт встретили в предвыборном штабе. После полуночи, наконец, объявили, что они выиграли – пятьдесят один процент против сорока у консерваторов. Остальные проценты голосов рассредоточились по прочим кандидатам, в том числе, и от Народного Трудового Альянса, который получил чуть больше четырех процентов голосов. Вроде бы очень скромный результат, но и не такой уж плохой, учитывая, что НТА в качестве общеимперской существовала меньше трех лет, а кандидат от нее был зарегистрирован за две недели до начала выборов и, в отличие от двух главных претендентов, не затратил на свою предвыборную кампанию и гроша ломаного.
Но это уже были частности… пускай и настораживающие. В штабе царило ликование, усталые сотрудники поздравляли друг друга, обнимались и пили шампанское.
Кит тоже приехал, тоже вкусил общего триумфа и тоже принимал поздравления. То, что он сам считал самой опасной и безнадежной финансовой авантюрой, когда-либо им предпринятой, остальные расценили как блестящий образчик его исключительного делового и политического предвидения. Теперь Кит и вправду мог выдвинуть в сенат коня. Да хоть троянского.
Размышляя о троянских конях, Кит неспешно дегустировал местные виноградные и пшеничные напитки, когда к их милости подошел Бенцони. За свои старания он тоже получил по заслугам и был назначен главой администрации новоизбранного губернатора. Тот, кстати, занимался любимым делом – ломал питьевой фонтанчик.
– Не знаете ли, в чем тут дело, господин Бенцони, – спросил Кит после того, как они обменялись приветствиями, – отчего господин Таггерт так неравнодушен к питьевым фонтанчикам.
– Может, тайный фетиш? Право, не знаю.
– Неужели? Все равно. Поздравляю. Не могу поверить, но вам это удалось.
– И вам, милорд, – почтительно проговорил Бенцони.