- Э-э... мессир, госпожа... - Он не знал, в каком порядке представляют людей друг другу и превосходит ли компаньонка дворянки по положению менестреля, который вдвое старше ее.
- Все в порядке, Маррон, - негромко сказал Радель. - Мы с Элизандой старые друзья.
Друзьями их назвать было трудно. Даже сквозь вуаль Маррон увидел, как дернулось при этих словах лицо Элизанды. Откинув вуаль, она яростно вгрызлась в яблоко; а потом, жуя, ответила так, что Маррон ужасно удивился - за такой ответ наверняка можно было бы схлопотать выговор от тетушки или подзатыльник от дядюшки, - а тон ее при этом был самым что ни на есть странным, некоей смесью яда и презрения. Девушка ответила:
- О да, он пишет песни о мертвых, и это глубоко трогает нас обоих.
- Я рад, что вас что-то трогает, мадемуазель, - негромко ответил Радель, хотя Маррон почувствовал, как напрягся менестрель. - Могу лишь сожалеть, что розга отца слишком мало трогала вас в детстве.
Элизанда не поправила вуаль, и видны были выступившие скулы. Она совсем побелела при первых словах Раделя; второе его замечание заставило ее вспыхнуть ярко-алым цветом, словно угли, которые выгребал из печи за ее спиной один из братьев. Маррон смотрел на него, чтобы не разглядывать Элизанду; никогда еще он не видел такого медлительного и молчаливого работника.
- Ты не имеешь права, - прошипела она, - не имеешь права на такие слова! Кто бы другой, но ты!..
- Возможно, - без тени сожаления отозвался менестрель. - Не стоит затевать спор о том, что между нами определяется правом, что долгом, что еще чем-нибудь. Уже слишком поздно.
- И давно уже было поздно, - горько добавила она. Потом, словно очнувшись, сказала: - Прости, Маррон. Не надо было устраивать эту сцену на твоих глазах.
Не успел юноша возразить, как она развернулась и проскользнула мимо стоявшего у печи брата, заставив того оглянуться с любопытством, которое он до сих пор ухитрялся скрывать. Впрочем, удивленный взгляд заслужила не только Элизанда: когда она исчезла, Радель еще долго стоял молча.
Когда он наконец заговорил, вопрос был совсем о другом.
- А куда ведет этот проход? - спросил он и тут же направился к спрятанной за печами двери. Маррон едва успел собраться с мыслями и бросился за ним.
- Э-э... в кельи кающихся, мессир. Наверное, вам не следовало бы...
Он не успел остановить менестреля. Радель уже поставил ногу на ступени и стал спускаться в темноту. Маррон сделал глубокий вдох и пошел следом.
Они прошли половину лестницы, когда снизу раздался все усиливающийся звук - стон, переходящий в вой. Маррон застыл, волосы у него встали дыбом; мгновение спустя он услышал ровный голос шедшего на пару ступенек впереди Раделя:
- Ты был прав, брат Маррон, не следовало нам сюда ходить. Давай-ка двинем наверх, на солнышко.
Радель не стал останавливаться, даже когда страшная лестница осталась позади, а шум кухни заглушил все, что могло исходить из подземелья. Он шагал вперед, ведя своего нерешительного проводника. Оглядевшись, он попросил:
- Теперь проводи меня в деревню, Маррон, если тебе не трудно.