Это было хуже, чем ожидал Маррон: каяться здесь, да еще на голодный желудок. Подобрав подол рясы, он встал на колени, дрожа от холодного прикосновения; фра Пиет положил кончики пальцев на щеки Маррона, и юноша почувствовал, что от них исходит не только холод.
- Что ж, начнем. Итак, брат, перед лицом Господа свидетельствую: ты без разрешения покинул своих товарищей и дважды пропустил святую службу. Расскажи, где ты был и что делал.
- Брат, сьер Антон, рыцарь, которому я должен служить...
- Да?
Говорить было очень тяжело - глаза фра Пиета жгли его, а всеведущий Господь слушал его. Маррон вспомнил о вине, о том, как хотелось спать, как он заснул под звуки смеха, как проснулся с головной болью, не понимая, где он, вспомнил даже о теплых мехах; он пытался заставить себя сказать правду, но не всю. Лучше уж гнев Господа, чем фра Пиета, подумал он...
- Он не отпустил меня, брат. Когда мы услышали в полночь колокол, у меня не было времени, чтобы присоединиться к братьям. Мы отслужили службу вместе у него в комнате, как делаем это каждый полдень, а потом он приказал мне остаться у него до зари, и на рассвете мы снова молились...
Жесткие искривленные ледяные пальцы крепче обхватили голову Маррона.
- Ты провел ночь в его комнате? В комнате сьера Антона?
- Да, брат исповедник. - Тут он снова мог солгать, отвлечь внимание фра Пиета мелким признанием: - Я знаю, я должен был спать на голом полу, но он дал мне меха со своей постели, и я спал на них...
- Что кроме этого?
- Я не понял, брат.
- Мы не спим на мягком, брат Маррон. Таково правило, но ты поддался искушению и нарушил его. Прекрасно. Что еще ты совершил из того, чего не должен был делать?
- Я... - Седалище Маррона чувствовало холод пяток, и он ухватился за это. - Я забыл свои сандалии. - Только бы он не спросил, где именно!
- Ты забыл свои сандалии. Что еще?
- Брат, я не знаю, в чем еще я провинился. - Эти слова по ритуалу полагалось говорить в конце исповеди. Он снова солгал; в желудке у него плескалось вино, и, когда фра Пиет пошевелил ноздрями, Маррон решил, что он все учуял. Но...
- Я не могу винить тебя за отсутствие, ибо ты повинуешься рыцарю; винить же его я не могу, ибо он выше меня. Но за то, что ты спал на мехах, ты воздержишься на сегодня от еды, брат. Ты ляжешь спать голодным, и это будет тебе наказанием. За потерю же сандалий, носить которые предписывает Устав, ты станешь ходить босым до тех пор, пока я не позволю тебе обуться.
- Да, брат.
Это был конец, и Маррон почувствовал одновременно радость и омерзение; он не лгал на исповеди с детских лет и теперь подозревал, что Господь пожелает уничтожить его молниями. Однако оставался еще один вопрос. "После завтрака", сказал сьер Антон, но завтрака у Маррона не будет. Лучше уж спросить сейчас и покончить с этим...
- Фра Пиет, разрешено ли мне будет сходить к брату лекарю?
- Зачем? Ты болен?
- Нет, брат, но моя рана снова кровоточила.
- Покажи.
Маррон неохотно обнажил руку. Фра Пиет посмотрел на бинт, весь в пятнах, и произнес:
- Повязку снимали и снова завязывали. Это ты сделал?
- Да, брат.
Пальцы фра Пиета оплели предплечье Маррона и нажали на повязку. Маррон моргнул, хотя боль была несильной. Скрюченные пальцы молча развязали узлы и сняли бинт.