Выбрать главу

М. Эмери не одобряет подделки. Она превозносит ее, вероятно, лишь для того, чтобы показать ее изнанку.

Так как с самой М. Эмери нужно употреблять символы, то мы можем сказать, что все ее произведения в сжатом виде заключаются в следующих нескольких строчках.

„...Двигая по цинковому дну бассейнов своими привязанными лапами, они (лебеди) заставляли струиться животной жизнью великой природы эти лоснящиеся воды, мирные как материя.

Один из них, приподнявшись на половину, точно колоссальная ветка, зацветшая жидкими бриллиантами, свежесть которых уже начала проникать под перья, развернул великолепие своих крыльев и весь в ужасе от интенсивности этого апофеоза подделки издал нестройный крик, свой страшный крик реализма”.

Вот прием, который сам же дает о себе представление.

М. Эмери пред своими героями точно лебедь, бьющий крыльями перед декорацией оперы, лебедь, который своим нестройным криком возвращает вещам их настоящий смысл и значение.

***

Я мог бы увеличить число выдержек. На пороге каждой книги стоят вытянувшись во весь рост, Мечта и Жизнь лицом к лицу, измеряя друг друга взглядами. Между двумя символами бьется раздираемый Герой. Задыхаясь от недостатка воздуха в слишком далеко зашедшей цивилизации, он пытается реализировать мечты, воссоздавая реальность.

Роже, из „Мгновений пола” („L’Heure Sexuelle”), выбирает королевой своего сердца „бульварную девку”, но он претворяет ее, и она представляется ему Клеопатрой.

„О! Восток! Восток! — говорит он этой потаскушке, которая считает его сумасшедшим, — Восток! О, обожаемая Клеопатра! Изящная принцесса! нежная девушка, розовая ветвь...”

Изящная принцесса отвечает: „Сволочь!”

Верная жизни, эта грязная проститутка никогда не подойдет ближе к этому молодому человеку с глубоким сердцем, переставшему существовать, по признанию М. Эмери, „в тот день, когда пред этой девушкой, — реальностью, он выбрал мечту “.

Еще символ, непременно символ, — Роже один из „извращенных”.

Потаскушка двигается с неосознанной, предопределенностью к своей логической цели: сутенеру.

Жестокие уроки дает нам М. Эмери. Подтверждается лишний раз, что царство небесное принадлежит простым сердцам, которые следуют лишь своему инстинкту.

Героиня „Подпочвы” („В паучьих лапах”), Маргарита Давенель, немного бледна, „ведь девушки, ожидающие мужа, всегда бледнеют в ожидании ”

Она жила в местности, цветущей на поверхности, но с зачумленной подпочвой, и у нее самой под буржуазной внешностью и глянцем скрывалась глубина природы.

Она любит ужас и силу в этом анархисте Фульбере, который настолько свободный человек, что начинает бояться полюбить господина в своей любовнице. Она „постоянно колебалась между страхом скомпрометировать себя и желанием пережить какое-нибудь приключение.”

Дилемма: Природа и воспитание. С одной стороны — условности, с другой любовь „тот единственный, за которого не выходят за муж, но которого однако желают всем сердцем”. И М. Эмери прибавляет по этому поводу: „но как охотно выходили бы за них замуж, если бы природа была так же благосклонна к людям, как и к животным. Природа является подпочвой всякого общества.”

Да, прогрессу удалось создать видимость победы искусственного над естественным, приспособляемости над самопроизвольностью. Но как не прочна эта лакировка! Как тонок слой ароматов, которыми мы думаем прикрыть прекрасную гниль, откуда родится всегда девственная, вечно торжествующая жизнь!

„Головокружительный аромат гиацинтов и роз недолговечен... Понесет покойникам или аптекой... Из изумительной свежести молодых побегов должен неизбежно создаваться яд... Любовь это единственная почва, которую не улучшают...”

Вот, наконец, произнесено великое, искреннее слово!

Мне качнется, что М. Эмери завершает им целый цикл наивных идей, и что я присоединился бы к ним, если бы не попал на ложную дорогу в самом начале этого этюда.

М. Эмери хочет сказать, что загнанная, стесненная, сжатая законами, созданными мужчиной и представляющими в своей совокупности то, что торжественно величают „человеческим сознанием”, любовь все-таки, несмотря ни на что, остается единственным подтверждением того, что существовала природа, неравенство, истина, здоровье.

При этом выступает тщета тех поддельных. ценностей, которые разрушают социальное тело по мере того, как оно стареет, подобно тому, как разрушают болезни организм человека, по мере того как он ослабевает. Излишества цивилизации это — артерио-склероз человечества, и необходимо возвращение к невинности инстинкта, если мы хотим освободить себя от понятий абсолютного правосудия и совершенной справедливости, которые душат нас, ибо им не ведомы естественные законы, и которые делают из нас Маргарит Давенелей, Полей Эриков, Ройтлеров и Роже, то есть, целую армию неуравновешенных „извращенных”.