— Она моя госпожа. Я, знаешь ли, вскоре после твоего ухода, стал фаталистом, — половины кружки как не было.
— Ох, к черту судьбу! Здесь твоя госпожа только Смерть. И даже она не способна сложить твою жизнь.
А ведь уже начал забывать, как он выглядел когда-то… Тонкие черты лица, общий аристократичный вид, простой свободный черный балахон. В его глазах теплилось столько жизни, что хватило бы на всех жителей Юсдисфала.
— Ты всегда говорил, что умрешь при свете звезд в Линемийском порту, но умер в котле под Литвейром, ввязавшись в чужую войну. Кто если не судьба уложила тебя по своей прихоти в могилу?
Брат почесал нос и тоже выпил, а потом его ухмылка стала такая загадочная-загадочная.
— Ты допускаешь ошибку, считая, что я тогда погиб.
— Как это?..
Что же, он уже взял верх над этой партией.
— Я видел твое тело, заколотое в спину мечом из черной стали, — я передал ему своей клинок, — А вот и он, к слову.
Он внимательно его осмотрел, улыбаясь:
— Да-да, хороший клинок. С таким не стыдно было и в Кафиниум вторгнуться, — он передал его назад, — Тело, тело… Знаешь сколько можно иметь разных тел? А сколько имен? Спроси у Люмиль при встрече, вы, кажется, как раз подружились.
— Жизнь только одна. Тело только одно. И имя, данное при рождении, тоже только одно. Если мы говорим о людях, разумеется.
— Верно. Но не так-то просто на первый взгляд определить, кто есть человек, а кто… Бог?
— В твоей человечности я всегда был уверен.
— Все верно, я самый настоящий человек! Выпьем же за это!
И мы выпили, стукнувшись, а низенькая женщина с улыбкой обновила нам содержимое кружек.
— Что такое смерть, Крау?
— Это конец жизни. Это нежизнь.
— А что если идти не от обратного? Смерть вне контекста жизни.
Этот вопрос поставил меня в тупик. Это как рассуждать о тепле, забыв, что такое холод.
— Смерть — это слово…
— Не-е-е-т, давай нормально!
«Хорошо» — сказал я себе. Ну хорошо!
— Часто «смерть» используется не только, когда умирает какой-то человек. Умереть может любовь или дело…
— Верно.
— Смерть означает окончание концепции.
— Хорошее направление, но ты все ходишь вокруг да около жизни. Забудь про «конец».
— Если смерть не связана с окончанием, то она должна быть продолжением.
— Либо…
— Либо… возвращением…
— Бинго!
— Что?
— Забудь. Подумай над этим еще, когда уйдешь отсюда.
— А я уйду?
— Ах да, совсем забыл! Крау, у нас здесь так хорошо! Здесь мы можем часами болтать с тобой о том о сем, и тут я всегда буду жив! Не хочешь остаться?
— Хочу, но не останусь.
— Ой да ладно, это я для наших слушателей.
Ричард помахал рукой женщине, подливавшей нам выпивку и игрокам за дальним столом.
— Смерть?
— Она самая.
— Чего она хочет?
— Лучше начни уже думать о том, чего хочешь ты!
И мы снова выпили.
XXVIII. Все как там, только здесь
Ричард метнул плоский камушек, и тот сделал четыре блинчика на водной глади. Река петляла меж холмов, неся на своем иссиня-черном теле черные листья мертвого древа.
— Как же их много. Никогда столько не видел.
— Чем выше поднимаешься, тем их больше, — ответил мне брат.
За спиной поодаль гремела деревушка. Там сейчас пир на весь мир. Словно все эти существа решили в последний раз повеселиться перед смертью. На дерево рядом с нами взобрался дивный паренек лет десяти на вид. Он сидел на ветке и метал взгляд повсюду, словно впервые видел эти края и восхищался ими. Через реку напротив нас покачивалась стая рогоза, будто грозя кому-то черными головами.
— Во тьме веками сеют смуту корабли! Черные, как сталь, черные, как ночь они! Из мрака рождены древнейшим древом, таковы узники, посланники беды!
Я смотрел на брата с восхищением. Как легко лились из его уст стихи… как легко из них лилась эта красота, завернутая в слова!
— Их ни счесть на горизонте, горд их на рассвете блик. Волнуйся же ты сине море, ибо их штандарт горит! — продолжил я.
Брат улыбнулся:
— Мне даже грустно, что я не застал каким здоровским поэтом ты вырос!
— Ты много чего не застал.
— Например?
— Смерть нашей матери и смерть отца.
— Отчего же они умерли?
— Думаю, от старости.
— Замечательная смерть! Раньше я думал, что нет ничего хуже дожить до тех лет, когда не можешь взять в руки перо, но теперь мне кажется это самая что ни на есть героическая смерть. Сколько нужно воли и тяги к жизни, чтобы прожить нашу ужасную, полную горестей человеческую жизнь!