— Робот? — я удивился.
Герман кивнул.
— Поэтому здесь никого нет. На корабле не было живых существ в принципе. Надо его забрать, это единственное и, вероятно, самое ценное, что сейчас мы сможем отсюда унести. А там уже пусть на башне придумывают, что с судном делать.
***
Вернувшись на станцию, Герман извлек стержень. Настолько аккуратно, насколько позволяло наше оборудование. Тогда же он начал разрабатывать план ремонта робота.
— Может, стоит сделать это по возвращению на башню? — предложил Рейс.
Но коллега отрицательно покачал головой:
— Там нас к нему не подпустят. Возможно даже отключат его насовсем. А самое точное оборудование, которым располагает башня, здесь и так есть. К тому же нужно как-то скоротать ближайшие три месяца. Мне надоела рутина.
— Три? Почему это три? — удивился я.
— Что? Я не готов торчать здесь еще три месяца, у меня свидание с девушкой назначено через семнадцать дней! — возмутился Базз.
— Когда ты успел-то? — рассмеялся Ян.
— Эх, молодежь, — Рейс хмыкнул. — Повезло вам, что «Сапфиры» год назад поставили, по старой спутниковой связи вы бы даже зайти в соцсети не смогли.
— Не пустят нас обратно, пока не решат, что с этой штукой делать. Поэтому тянуть будут до тех пор, пока у нас не начнут заканчиваться запасы продовольствия. А это месяца три, — сухо ответил Герман. — Да, дружок, задал ты нам задачку, — мужчина усмехнулся, осматривая голову робота.
И действительно, с башни так и сообщили, что через положенные две недели нас не заберут. Сослались на карантин, хотя Герман уже отослал данные по первичному осмотру робота — никаких посторонних микроорганизмов на нем обнаружено не было. Даже если таковые когда-то были, холод открытого космоса оказался для них губителен.
***
Я проснулся посреди ночи, в горле все пересохло. Попив, я обратил внимание на свет в соседнем отсеке. Это было спустя две недели после того, как мы нашли робота.
— Забыли выключить что ль? Чай не на башне живем, ресурсы не бесконечные, — недовольно пробурчал я и, отстегнув ремни, поплыл к горевшей лампе.
Увиденное меня ошеломило. Герман с задумчивым видом попивал чай из патрубка, а за нашим компьютером сидел робот, он быстро что-то листал. Заметив меня, пришелец обернулся и на его юном лице появилась приятная дружеская улыбка.
— Привет, я Санни.
— Санни? — я в замешательстве смотрел то на робота, то на Германа, не зная, как реагировать. На мое недоумение коллега просто пожал плечами.
Робот засмущался и начал оправдываться:
— Вообще-то изначально меня назвали Абисс. Но имя мне не нравится. Поэтому я представляюсь всем «Санни», с одного из древних земных языков это переводится как «солнечный».
— Солнце — это звезда, освещающая его планету. — пояснил Герман. — А еще он очень… разговорчивый, — перед словом «разговорчивый» космонавт сделал многозначительную паузу, явно подбирая наиболее корректное слово для описания характера робота. — болтушка, тобишь.
— Простите, — Санни смутился и, кажется, даже покраснел.
— Почему он… — я пытался сформулировать свои разрозненные мысли, но вместо этого начал мямлить. — я думал…
— Мы все думали, что это сухо запрограммированная машина. Но у него есть личность и чувства. Подобных технологий на башне просто нет, я лишь по наитию восстановил несколько поврежденных связей в его мозгу. Оказалось, этого достаточно.
Санни кивнул:
— Мне повезло, что штырь повредил только отдел памяти. Мои двигательные и мыслительные функции в порядке. Проблема в том, что я, кажется, утратил все новейшие данные о Земле, а также все, что касается полета, — робот виновато потупил взгляд. — Я едва ли смогу вам помочь.
— Чую, по возвращении на башню мы будем бодаться за него с военными, — Герман расплылся в улыбке, похожей на оскал.
Я порадовался, что этот человек отстаивает интересы именно нашей структуры, потому что если бы такой, как он, выступал против, думаю, мы бы не смогли противостоять его напору.
Герман был уникумом. Он не только был выше любого из членов нашей команды, но и являлся самым рослый космонавтом за всю историю полетов. Еще бы, сто девяноста сантиметров при средних ста семидесяти пяти, сперва его даже не хотели брать в миссию. Он был парень худощавый, но при этом жилистый и довольно мощный по телосложению. Глубоко посаженные глаза и нос с выраженной горбинкой, придавали Герману довольно агрессивный вид. Этот эффект усиливали уже проявившиеся мимические морщины. Герман, хоть и являлся самым опытным членом команды, был вынужден подчиняться Рейсу, которого, несмотря на меньший опыт полетов, руководство выбрало за более покладистый и размеренный характер. Впрочем, мы прекрасно знали, что, если Герман что-то решил, он может и наплевать на указания капитана. Не то чтобы это было допустимым поведением на шаттле, но, насколько мне известно, во время аварии, случившейся на станции два года назад, Герман действовал вопреки указаниям командира, и это спасло жизни тогдашнего экипажа, поэтому руководство терпело практически все его выходки. Хоть он и нередко выводил начальство из себя своими бесконечными спорами, впрочем, Герман практически всегда оказывался прав.