Лейла нахмурилась:
– Это ты и хотел сообщить? – – Подожди. Может, я выражаюсь неясно, но ты должна понять – геродиане знали, что, если они не попадут в долину Чордан первыми, победа выскользнет из их рук. Не поможет даже Фа'тад. И мы, и другие, что сражались на нашей стороне, начисто про это забыли. Только и талдычат – Дак-эс-Суэтта, Дак-эс-Суэтта. Потому, мне сдается, что все, кто в Кушмаррахе мнит себя важными шишками, были там. Они не могут представить – как это их поражение менее важно, чем какое-то ничтожество, которое открыло какие-то жалкие ворота. Но разве можно сбрасывать со счетов десятки тысяч погибших?
– Ты думаешь, что знаешь, кто их открыл.
– Я не думаю, что знаю. Я не предполагаю. Я уверен.
– Насиф.
Аарон уставился на нее, разинув рот.
– Это многое объясняет, не правда ли? Например, твое всегдашнее с ним обращение. И почему он так преуспел, не так уж надрываясь. Рейха частенько недоумевала, откуда у него деньги берутся. И за столько лет ты не проронил ни словечка.
– Дело в Рейхе. И в Зуки. А война все равно проиграна и окончена.
– И ты не чувствовал горечи? Не чувствовал желания восстановить справедливость?
– Еще бы не чувствовать, черт возьми! В долине Чордан полегли мой отец и два брата. Папа был уже стар для Дак-эс-Суэтты, Туддо и Рейни – слишком молоды. Да, мне горько и больно, я ненавижу Насифа. Но что станется с Рейхой и Зуки, если вывести его на чистую воду? У них больше никого нет – всех забрала война.
Почти робко, точно им впервые разрешили остаться вдвоем, Лейла погладила мужа по руке.
– Ты хороший человек, Аарон. Спасибо, что рассказал.
– Еще не рассказал.
– О чем ты?
– Вчера вечером тебе было не до Насифа, верно?
– Я старалась по возможности не обращать на него внимания. – Она улыбнулась. – Мне он совсем не нравится. Да и Рейха не сказать чтоб без ума от него. Но она женщина и вынуждена жить с тем, с кем свела ее судьба. Ты начал о Насифе – вчера вечером…
– Он снова вынуждает меня принимать решение. А это и в первый раз было нелегко. Не легче, чем молчать столько лет.
– Почему снова?
Сегодня она не порет чушь, как обычно, а бьет прямо в цель.
– Потому что вчера, под занавес, Насиф чуть не выболтал, не похвастался, что он не последний человек в Союзе Живых, – Но что с того… Ох.
– Да. Может, он до сих пер продолжает убивать кушмаррахан.
Бел-Сидек терпеливо ждал, пока старик соберется с мыслями. И вот Генерал заговорил:
– Я заметил, ты не назвал ни одного имени.
– Имен мне не сообщили.
– Но ты не пришел бы ко мне, если б не предполагал, о ком идет речь.
– Вы правы.
– Итак?
– Ваши решения, как правило, быстры я беспощадны. Вы чувствуете угрозу – и сразу уничтожаете ее. Но в данном случае, мне представляется, мы имеем возможность поддеть самого Кадо. Разумеется, если сведения эти не окажутся чистым бредом.
Генерал подумал с минуту.
– Ты прав по всем статьям, атаман. Это действительно редкая удача. И, конечно, именно тебе принадлежит право воспользоваться ею, если, как ты мудро заметил, это не бред и не вздор.
– Благодарю вас, сэр.
– Но ты должен понимать, в какую тонкую игру вступаешь. Первым делом надо решить, дашь ли ты ему знать, что его разоблачили. Если просто подбрасывать предателю ложные сведения, он может нагадить в другом месте. Если пытаться перевербовать его, рискуешь напугать до полусмерти и потерять вовсе. Другая опасность: Кадо или Бруда могут ощутить, что поставляемая шпионом информация стала какой-то иной, слишком резко изменилась. В любом случае ты должен соблюдать предельную осторожность.
– Само собой разумеется, сэр.
– С чего начнешь?
– Уверюсь, что не ошибаюсь.
– Предлагаю человека, который справится с этой задачей лучше всякого другого.
Бел-Сидек улыбнулся.
– Правда, тебе придется выдать мне имя шпиона. Но я уже обещал – он твой. Однако дело настолько важное, что должно попасть в надежные руки. Среди рядовых Союза чересчур много любителей. Кроме того, если послать кого-то из Живых, предатель может опознать его.
– Давайте имя на имя, сэр. Старик наморщил лоб.
– Нет, не могу. Это не в его правилах. Имя ты получишь в наследство – после моей смерти.
Бел-Сидек тщательно взвесил последнее заявление Генерала, обдумал и сказанное стариком раньше.
– Хорошо. Проследите за одним из ваших людей – за Насифом.
Генерал долго оставался неподвижным; лицо его мертвенно побледнело.
– Ты уверен?
– Это он.
– Хвала богам, милосердным и всемогущим, что улыбаются благосклонно, глядя на нас.
– Сэр?
– Я намеревался передать округ Хар Хадрибелу, а Насифа ввести в командование Шу. Даже если б, он сам не узнал меня, это сделал бы Кадо, стоило Насифу описать атамана Шу.
– И все же советую выдвинуть его, сэр. Вам не обязательно выдавать себя. Если Насиф действительно сотрудничает с геродианской шайкой, о такой новости ему захочется доложить хозяевам.
– Да. Принеси письменные принадлежности. Бел-Сидеку пришлось подождать. Старик писал медленно, и усилия его были куда более болезненными, чем накануне вечером. Бел-Сидек молча переживал за него. Всего Генерал написал три записки.
– Эту отнесешь туда же, куда носил вчера. Другие две – Хадрибелу. Одна для него, вторую он после ужина лично доставит Насифу. Ты же пойдешь к своей подружке и пробудешь у нее до ночного совещания.
– Слушаюсь, сэр.
Бел-Сидек вышел; нога так разболелась, что захотелось подбодрить себя.
– Я не поддамся. Я не побежден. Я – среди Живых, – пробормотал он.
Эйзел дотащился до единственного свободного столика в забегаловке Мумы и тяжело опустился на стул. Сам Мума немедленно вырос рядом и устроился напротив.
– Тяжелый день выдался?
– Мало сказать. У тебя в подвале еще остался запасец того нарбонианского пива? Сдается, я готов вылакать целую бочку.
– Есть немножко внизу. Такого больше нигде не сыщешь. Но не уверен, что у тебя есть время. – Мума поднялся.
Эйзел проследил за ним глазами. Мума остановился у двери в кухню. Через секунду на пороге возник хромой человек. Хромой-то хромой, но на руку он был изрядно ловок. Эйзел чуть не пропустил момент передачи письма.
Мума подозвал младшего из сыновей, и тот вышел вместе с калекой. Мума выждал минуту и вернулся к столику Эйзела.
– Мне?
– Тебе. Воробышек прилетел.
– Сходи за пивом.
Мума осклабился; нескольких зубов у него не хватало.
– Не намерен срываться из-за этого?
– Намерен чуток расслабиться, пожрать и выпить. Варево в котелке вскипит и без моего присмотра.
– Не сомневаюсь. Слишком много у тебя хозяев, всех не обслужишь.
– Хозяин у меня один. Я сам.
– Пусть один, но очень требовательный, спуску не дает.
– Может, и так.
Эйзел подумал о паре спокойных недель, о мирной рыбалке в каком-нибудь тихом уголке. Кушмарраханская похлебка поварится без его присмотра. Но не сейчас. Сейчас здесь здорово интересно. Чуть позже.
– Ну и ну! – Меджах с шутливым отчаянием уставился в свою миску. – Сырое вместо подгорелого.
– Червяков хоть нету? – поинтересовался Ногах.
– Да нет вроде, даже им стыдно показаться в такой компании.
– Тогда ешь. Вырастешь большим, сильным, храбрым и умным, как наш возлюбленный…
Ногах заметил веселые искорки в глазах сидевших напротив братьев и обернулся.
– Мо'атабар! Мы как раз о тебе толковали.
– Слышал-слышал, что-то насчет моей силы да смекалки. Впрочем, с истиной это имеет не больше общего, чем румянец смущения на девичьих щеках. Кстати, наш возлюбленный предводитель желает видеть тебя вместе с братишкой. Не спеши, не спеши! Ты же знаешь, я человек вежливый, деликатный, я полон сочувствия к нуждам подчиненных. Ни в коем случае я не лишу тебя редкостной возможности отведать подобные деликатесы. Такая удача выпадает один раз в жизни, а я не какой-нибудь дикий злобный турок. Кушай, не стесняйся, кушай больше. Наслаждайся, пока можешь. Не попросить ли повара принести добавки? Наверняка осталась одна-две порции.