Шпики Бруды неотступно следовали за ним узкими переулками: до поры до времени Эйзел не мешал им. Ничего интересного они все равно не узнают.
Однако, не дойдя чуть-чуть до дома бел-Шадука, он легко отделался от слежки: свернул за угол и влез на крышу.
Эйзел пробежал над несколькими домами – до места, откуда мог наблюдать за окнами бел-Шадука.
Из них лился необычный яркий свет. Как правило, кушмаррахане ложились спать с наступлением темноты, стремясь ради экономии обходиться естественным освещением. Значит, предположения Эйзела подтвердились.
– Не думал я, что ты сваляешь такого дурака, старина Ишабел, – пробормотал он.
Вскоре свет в окнах потускнел. Кто-то выглянул из дома. Не заметил ничего подозрительного. Вышел. А вслед за тем целая шайка, больше семи человек. Они разошлись в разные стороны. Но не вызывало сомнений, что цель у всех одна.
И Эйзел отлично знал какая. По крышам он торопливо направился на юг. Так проще, чем красться за ними, рискуя привлечь к себе внимание.
– Безмозглый чурбан, – ругался он. – Видать, она посулила ему изрядный куш.
По пути Эйзел не встречал помех. Здешние атаманы, повелители крыш, нынче затаились в своих норах. Что бы это значило? Хочется надеяться, что дело в погоде: мелкий холодный дождь не располагал к прогулкам.
Еще до появления банды Ишабела ему удалось занять самую выгодную для наблюдения за улицей Чар позицию. Даже хватило время разведать наиболее удобные пути к отступлению – своему и их.
Дурачина всерьез намерен попытаться. Что ж, зрелище обещает быть захватывающим. Эйзел приготовился насладиться им. Одно плохо – место превосходное, тактически безупречное, но чертовски сырое.
Генерал Кадо в третий раз, буква за буквой, перечел письмо Розана. Полковник Бруда не отрываясь смотрел в окно.
Ему нравилась не по сезону пасмурная, холодная погода: она многих удержит дома этой ночью, и передвижение войск может пройти почти незамеченным.
– И вы всему этому готовы поверить? – спросил Кадо.
– Всему – и ничему. Я полагаю. Розан сообщил нам то, во что верит сам. Но не исключено, что он был обманут.
– Наш Розан представляется мне все более и более загадочной личностью. Он рассказал мне, что выучился по-геродиански в бытность свою матросом. Однако многие ли, даже среди купечества, умеют читать и писать на родном языке, не говоря уже об иностранном?
– Он славно поработал на нас.
– Знаю, знаю. Вот наглядное тому доказательство – если хоть половина из этого правда. – Кадо нервно мял в руках письмо. – Генерал Ханно бел-Карба, который, предполагалось, шесть лет как мертв, убит с помощью колдовства, и в ту же ночь Живые перерезали мортиан Сулло в поместье женщины, мнящей себя вдовой бел-Карбы. Нашего агента Розана избрали в почетный караул на похоронах – и он имел возможность осмотреть и опознать тело. И вы готовы поверить…
– Я ничего не могу опровергнуть. Утверждения Розана не противоречат донесениям человека, посланного следить за ним.
– Но не каждую же минуту он был под наблюдением.
– Не каждую. Он весьма осторожен. Всегда.
– Он пишет, что чувствует слежку, и не будем ли мы так добры избавить его от опеки. Живые, мол, могут заподозрить неладное: они считают его чересчур мелкой сошкой, не достойной подобной чести.
Бруда усмехнулся.
– Он всегда был нахальным ублюдком.
– Скользким ублюдком.
– Но полезным.
– Это не важно. Я никогда не смогу до конца доверять человеку, не служившему в армии, не прошедшему проверку боем. Он не пришел к нам добровольно. Он лишь перевербованный кушмарраханский агент.
Бруда по-прежнему вглядывался в темноту за окном.
– Продолжайте слежку.
– Конечно. Хотя бы из личного любопытства – мне никак не удается выяснить, кто он и откуда взялся.
Кадо проворчал что-то себе под нос и перечел письмо еще раз.
– Выходит, Сулло послал свою ведьму отомстить за мортиан?
Бруда покачал головой.
– Нет. Мелковато. Два деяния далеко не равноценны. Если Сулло действительно убил бел-Карбу, то не из-за мортиан. Думаю, он знать о них не знал, пока не открыл тот сундук.
– Гм? Складно говорите. Продолжайте.
– Вы знаете Сулло. Представьте, он приезжает в Кушмаррах – и сразу такой подарок: бел-Карба жив и возглавляет Союз. Более того, он узнает, где скрывается старик. Что, по-вашему, предпринял бы Сулло?
Ответ напрашивался сам собой.
– Захватил бы Ханно во что бы то ни стало, а нас бы потребовал убрать как не справляющихся со своими обязанностями.
– Но он этого не сделал.
– Не сделал. Следовательно, ставки еще выше?
– Возможно. – Бруда забарабанил пальцами по оконному стеклу, обдумывая свою теорию. Собственно, он занимался этим не переставая – с тех пор как в первый раз прочел послание Розана. – Помните, убийство в Харе. То, на днях. Говорят, убитый был атаманом округа.
Кадо пробурчал что-то в знак согласия.
– В Харе сложилось мнение, что убрали его Живые, а вовсе не грабители. За то, что он использовал положение в Союзе для личного обогащения, тратил деньги на шлюх, а не на борьбу с Геродом. Смерть его должна служить предостережением остальным атаманам, доказательством, что виновным не уйти от карающей руки Живых.
– И что дальше?
– Слушайте. Мартео Сулло высоко метит. Он стремится к почестям. Хочет занять видное положение в правящих имперских кругах. Мне пришло в голову, что кто-то из Живых предложил ему сотрудничество в обмен на устранение несговорчивого старика. А связь с подобной организацией, которую повсеместно поддерживают все недовольные режимом, весьма ценна для человека амбициозного и не особо честного.
– Может быть. – Генерал Кадо в пятый раз просмотрел письмо. Оно навело его на еще одну интересную мысль. – Предположим, Сулло в самом деле в чем-то замешан. Но как схватить его за руку?
– А зачем? Я сам создам доказательства.
– Каким образом?
– Мы велим Розану убрать Сулло, подражая способам казни, которые используют Живые. Подумайте, какой шум поднимется из-за предавшего Союз атамана.
Кадо расхохотался и, поднявшись, тоже подошел к окну. Бруда задумчиво наблюдал за сбегавшими по стеклу струйками воды.
– А вы хитрее, чем я думал.
– Мы избавимся от Сулло, а заодно внесем разлад в ряды Живых. Они начнут подозревать друг друга, выслеживать, искать негодяя.
– Словом, одним выстрелом двух зайцев. Неплохо, неплохо, – усмехнулся Кадо. – Дайте мне день все обдумать. Посмотрим, не упустили ли мы чего.
В дартарском лагере, приняв несколько излишние даже меры предосторожности, Фа'тад ал-Акла заперся с десятью наиболее доверенными своими командирами. Каждый из них провел бок о бок с Орлом не меньше десяти лет. Фа'тад выслушал доклады по лабиринту. Две веши не вызывали сомнения. Первое – легенды о квартале Шу не имеют под собой ни малейшей почвы. И второе – обитатели лабиринта близки к отчаянию и вскоре начнут сопротивляться.
Орел наконец поведал командирам, чего добивается. Они ужаснулись – и восхитились его безрассудной смелостью. Реакция эта порадовала Фа'тада. Он был озорным старым забиякой.
Бега, один из братьев Джоаба, излишне твердо, пожалуй, стоящий двумя ногами на земле, с сомнением покачал головой:
– Я не каменщик. Не знаю, подействует раствор как надо в такую погоду?
Шел несильный, но занудливый, ни на минуту не прекращающийся дождик.
Фа'тад тоже не знал. Впрочем, это несущественно. Почти все выходы из лабиринта уже замазали и заложили камнями. Завтра каменщики поступят так же с ведущими на крыши ходами. Останутся лишь несколько, самые важные.
В Шу Йосех отошел от входа в переулок Тош, отыскал Ногаха. – Пойди-ка взгляни, – прошептал он. – Похоже, сейчас что-то случится.
В крепости Зуки очнулся в первый раз со времени своей встречи с Чаровницей. Он был смущен и перепуган, хотя мало что понял. Но даже эти воспоминания были смутными, как будто он грезил наяву. Какие-то неведомые места, события… Все такие странные, непонятные – мозг мальчика отказывался воспринимать их. И вдобавок неприятное чувство, словно внутри поселился кто-то еще, чужой и страшный.