Учитель кивнул, и сам с интересом настроился наблюдать за действом на площадке. Однако очень скоро наблюдать было нечего. Курсант успел запустить в Вемовея пару лучей, которые последний с легкостью отбил точным проворотом древка. А потом Сумецкий оказался сбитым с ног ударом скипа под колени.
В ближнем бою новый преподаватель оказался проворнее настолько, что Рауль удивленно сморгнул.
Секунды две на холме установилась полная тишина, и было слышно, как жужжит шмель над сурепкой. А потом курсанты загомонили:
– Вы отбили косые! Мы и не знали, что скипом можно так владеть без дара! Как так?
– Помните, на что спорили? – спросил сухо Вем, вздернув смоляную бровь, и курсанты мигом притихли. – Сначала теория. Садитесь.
– Но тут нет стульев.
– Кому нужен стул, бегите за ним, остальные сели на площадку, внимаем. Вначале пятиминутка трепа, то бишь полезной беседы, – и он сам уселся, скрестив ноги по-шуйски. – Вы думаете, что впереди вас ждет работа в стерильных лекарских условиях? Или вам будут попадаться благородные противники, которые, прежде чем начать действовать, предупредят за день запиской?
Курсанты хихикнули.
– Разуверю вас, судари. Придется и в куче палой листвы спать, и в бой включаться мгновенно...
Ни один курсант в тот день не покинул занятие, один за другим они усаживались на землю и продолжали слушать, странным образом, ловя каждое негромко сказанное слово лишака.
Рауль уважительно кивнул младшему сотруднику, когда уходил. Этого парня спасать от курсантов не надо. Стержень в нем чувствуется такой, что впору делить на других.
13. Душевные процедуры
Полина сама не знала, зачем пошла на поводу у начальника по вэй-безопасности, поддалась на уговоры. Даже Илья говорил, не соглашаться напрочь, но она дала слабину. Глеб Онуфриевич говорил то, что она твердила Илье почти ежедневно – лишак Ранев опасен, возможно, он засланный диверсант. Какой еще малоодаренный может похвастаться настолько мощным ментальным блоком, что даже чтецы спецстражи опустили руки. Мол, раз просветить его мозги невозможно, пытки исключены ректором, то осталась одна надежда на ту, кто отлично читает души. А Антон Серафимович, ее расхваливал, как отличного душеспасателя. «И вы уж не подведите».
Полина оглядела кабинет и в очередной раз поправила стопку папок на столе.
– Ладно, хватит, Понька, – сказала сама себе. – Не убьет же он тебя на самом деле.
И действительно, когда на пороге показался высокий молодой брюнет, она уже чувствовала себя хозяйкой положения.
– Присаживайтесь, Вемовей Павлович, – девушка указала на мягкие кресла посреди комнаты.
Он молча сел, но не в кресло, а на обычный стул у кадки с традесканцией. Похоже, не скажет и слова, настолько враждебен. Как же его выбить из этого состояния?
– Вы будто меня боитесь. Я такая страшная?
Парень сверкнул черными глазами:
– Провокационный вопрос, душеспас. Не доводите до греха.
Полина улыбнулась. С ним, как с тем же рогоносом нужна поступательная тактика.
– Тогда может позволите задать вам три вопроса. Всего три ответа откровенных, и вы свободны сегодня.
– Что, разве руководство вам не составило список, длиной с древний свиток?
Полина рассмеялась. Этот парень быстро соображает и больно остер на язык.
– Свиток хотели всучить, да я не согласилась взять.
– Лукавите.
– Боитесь.
Брюнет мрачно усмехнулся:
– Ладно, задавайте свои вопросы.
Полина почувствовала, как стена его отчуждения немного опустилась, а рядом возникло холодное любопытство. И конечно ведро презрения тут же стоит. А как же! Мы же не выносим головомойку!
Первый вопрос она приготовила из практики душеспасательства. Он должен расслабить пациента, разговорить и настроить на доброжелательное общение.
– Вспомните детство. Какое у вас самое светлое воспоминание? Возможно, любовь родителей или…
Полина осеклась и ужаснулась. Дар позволил видеть все изменения в эмоциональной карте. Этот вопрос, казалось бы, самый простой, вызвал вихрь тьмы. Смерч из обиды, злости, горечи, муки. Да что же такое! Она не знала, какие воспоминания мучают этого человека, но явно они были не из приятных.
Тот день был ослепительно светлым от выпавшего снега. Мальчишку одиннадцати лет доставили в здание суда. Холодное с высокими потолками. Он увидел тех, чьи лица давно стерлись в памяти и жадно вглядывался, стараясь запомнить их снова. Мать – еще молодая женщина с черными, гладко зачесанными волосами, забранными под шляпку с вуалью. Яркие черные глаза выражали испуг. Отец высокий подтянутый мужчина обнимал ее за плечи и хмурился.