— Там в такси мой батя, — звенел без умолку Жека, — и он там с какой-то бабой. Надо догнать, пожалуйста! У него, когда он бухой, часто вот такое, понимаете? А мамка… мамка сказала: ещё раз, и она повесится!.. Да, да… Или утопится.
Автомобилист молчал, бросая время от времени на Жеку полные ужаса взгляды.
— Пожалуйста, дядь, — не замолкал Жека. — Он всегда заявляется, просит прощения, рыдает, валяется у мамки в ногах… Но в этот раз мамка сказала… Пожалуйста, дядь… Пожалуйста, переключите уже на третью передачу, — не выдержал Жека мучительного рёва жигулёвского двигателя.
Между тем «Волга» впереди ехала-ехала, а тут вильнула и остановилась. Под фонарём, возле темнеющего стёклами киоска «Союзпечати», примостилась на табуретке толстая тётка в косынке, перед ней лезли из вёдер белые пушистые цветы. Рядом стоял и рылся в карманах Гена Баранов.
— Тормозите, тормозите! — крикнул Жека, и автолюбитель неловко завернул к обочине, запрыгнул одним колесом на бордюр и снова заглох.
Жека выскочил из машины и пошагал к Гене. Что делать дальше, он совсем не представлял.
Но Гена, увидев Жеку и что-то такое, видимо, всё же припомнив, ничего сделать ему и не дал. Он бросил суетящуюся цветочницу и рванул прямо к Жеке. Подбежал, сгрёб его за шею, но тут же опомнился, отпустил — ребёнок всё-таки. Вскричал со страданием в голосе:
— Ты зачем за мной таскаешься, маленький ты гадёныш?! Сколько можно? Ты…
Но он не договорил. Так-то у него, конечно, было много что Жеке сказать. Он просто не успел. А не успел он оттого, что подскочивший автомобилист развернул Геннадия к себе, и его возмущённая только что увиденным и услышанным быстрая нога впечаталась Геннадию в то самое место, которым Геннадий рассчитывал сегодня получить совсем другие ощущения, нежели те, что теперь вот пришлось получить. Гена глухо ойкнул и согнулся.
— Э, Вовчик, ты чего? — возник рядом с ними таксист, что оказался, видимо, автолюбителя знакомым, в маленьких городках местные все друг друга знают.
А возле Жеки вдруг возникла Снежана. Возникла и схватила его. Сегодня Жеку все взяли моду хватать, но у Снежаны это получилось куда неприятнее других. Она больно впилась Жеке в участок между плечом и шеей своими яркими маникюрами и поволокла в сторону — так хищник волочет пойманную жертву.
Растерянный Жека опешил от такого поворота и безвольно болтался у неё в когтях. А что ему было делать? Не драться же с ней. А Снежана тем временем шипела змеёй прямо Жеке в ухо:
— Слышь, мелкий говнюк! Не лезь, не лезь к нам, сопля, чмо малолетнее!
Лицо её искажалось гримасами, ярость придала неженской силы. Жеку пронзило острыми ногтями до самого скелета, он дёрнулся, но куда там, вырваться было невозможно.
— Всё равно я заберу его себе, — неслись, обдавали Жеку приторными парфюмами быстрые, не желающие себя сдерживать слова. — Жена не стена, отодвинем. Есть дочь — ну, ничего, заплатим алименты.
Так вот оно что, понял Жека, хватаясь за злые цепкие руки и пытаясь оторвать эту горгулью от себя. Она всё уже распланировала, Геннадий настолько ей приглянулся, что она возжелала заполучить его, невзирая на любые преграды. Он нужен ей, а дальше неважно, он будет её собственностью — как шкура белого медведя на полу или рогатая лосиная голова на стене среди картин в блестящих рамах. Понимать это было жутко, и Жека рванулся из последних сил и задёргался, как нанизанная на иголку бабочка.
— Отпусти парня, Снежана, — раздался вдруг негромкий и надтреснутый, но перекрывший все иные слова и звуки голос.
Перед ними, мучительно скособочившись и прижимая одну руку к животу, к нижней его части, стоял Геннадий Баранов. Он всё слышал. Глаза его были ясные, пронзительные. Позади топтались автомобилист Вовчик и безымянный таксист из «Волги».
— Отпусти парня, — повторил Геннадий, и Снежана медленно разжала хватку.
Она тяжело дышала и смотрела на Гену. Причёска её чуть растрепалась, помада размазалась, и всё равно она была сейчас очень притягательна — особенной, стервозной какой-то притягательностью. Гена медленно отвёл от неё взгляд, шагнул нетвёрдым шагом к таксисту, в руке его мелькнула синяя пятирублёвая бумажка.
— Отвезите её… Отвезите, куда скажет.
Снежана взмахнула волосами, блеснуло во рту золотое.
— Забери свои деньги, инженеришка! — крикнула она, сверкнули ядовито глаза.
По Гениному лицу скользнула печальная кривоватая усмешка.
— Возьми-возьми, — махнул он таксисту. — И давай, увози, увози уже…
Таксист взглянул на Снежану с интересом и некоторой опаской, пожал плечами и потопал к своей Волге.
Гена тем временем с усилием выпрямился. Завозился, ослабляя ремень на джинсах. Мотнул головой автолюбителю Вовчику:
— Вот оно как, эх… Подбросишь до Пляжного?
— Конечно, — Вовчик с готовностью кивнул.
Гена вздохнул, потирая больное и невезучее своё место.
— Ну ты тоже… Не мог послабее шарахнуть, а? Каратист, что ли?
— Футболист, — виноватого потупился тот.
Скрипнула, открываясь, жигулёвская дверца.
— Залазь, следопыт, — усмехнулся Гена.
Жека не стал отказываться, подошёл, забрался на заднее сиденье. Откинулся на мягкую кожу, закрыл устало глаза.
Жека закрыл глаза, а когда через пару секунд их открыл, за окнами стало черным-черно, а по бокам от него сидели двое. Один — усатый в пиджаке, с клочьями тумана на плечах, второй — бетонный пионер, чья акселератская фигура едва уместилась, изогнув шею, в салоне машины.
От неожиданности Жека вскрикнул — и провалился во вспыхивающую искрами и радугами темноту.
***
Очнулся Жека в кресле, но не в автомобильном, а совсем в другом. Открыл медленно глаза, увидел стол, другие кресла, людей в этих креслах. «Рыцари круглого стола» тоже приходили постепенно в себя, щурились, шевелили плечами и локтями, хрустели шеями. Только коммерческий человек Акула, что располагался напротив Жеки, сидел тихо и неподвижно. Но вот веки его дрогнули, голова мотнулась в сторону, вернулась резко обратно. Не открывая глаз, Акула завозился, промычал:
— А ну, руки… — и ещё что-то матерно-неразборчивое.
Откинулся в кресле, борясь с кем-то невидимым, стукнулся коленом о низ стола, зашипел от боли. Глаза его распахнулись, наконец, блеснули свирепо и, кажется, затравленно. Потом он крутанул головой, осмотрев присутствующих диковатым взглядом. Замер. Пробормотал, успокаиваясь:
— А, это вы…
Выдохнул и первым полез из-за стола.