— Руки уберите, — произнес Жека, по примеру собеседника уставившись тому прямо в переносицу.
Видимо, здесь, в прошлом, глядящие в его, Жекины, глаза люди что-то такое в них чувствовали, прозревали, угадывали. Может, не напрямую, неявно, на подсознательном каком-то уровне. Потом они, может, сами себе удивлялись: чего это я, мол, так, это же просто пацан, малолетка…
Вот и цыганский этот недобрый человек что-то такое, наверное, почувствовал. А может, ничего он и не почувствовал, кто его знает, ведь чужая душа — потёмки, а такая вот — и вдвойне. Руки, тем не менее, цыганский человек от Жеки убрал.
Ярость в Жеке, вспыхнув, чуть поугасла, но никуда не ушла. В голове молниеносно проносились варианты: впиться зубами в руку? Метнуться и вцепиться пальцами в горло? В ухо? Человеку вообще есть куда вцепиться, особенно мужчине. Мгновенно всё перебрав, Жека варианты эти отбросил и ярость свою унял. Здесь это было не нужно.
Из-за забора на них всё так же пялились соседи, позади кто-то шуршал ветками тихо и внимательно.
— Машина ваша в надёжном месте, — сказал Жека, потирая шею и приходя в себя после жёсткой встряски и адреналиновой вспышки. — Велосипед верните, и я пригоню её обратно.
Жигуль Жека с Воробьём спрятали не очень далеко — в ближайшем овраге, дорогу куда присмотрели заранее. Там Жека съехал с грунтовки и через небольшую поляну с пологим уклоном зарулил в промежуток между высокими кустами. Увидеть машину с дороги в этом укрытии было, кажется, трудно и при свете дня, по темноте и подавно, а полосы от колёс друзья, побегав по невысокой и уже сыроватой траве поляны, по возможности замаскировали.
Возить машину куда-то далеко и не было смысла. Не хватало ещё нарваться на местных советских гаишников. Гаишников водитель Жека не любил по долгу профессии и знал, что они могут выскочить в самых, казалось бы, неожиданных местах. Ставка была на то, что огорошенный внезапностью и масштабом потери цыганский человек Вор Велосипедов сразу согласится на все условия. Ну или не сразу, но быстро.
Эту комбинацию Жеке помог придумать всплывший в памяти рассказ одного коллеги-водителя, тёртого жизнью седого и костлявого мужичка с кривовато сросшимся носом, что недолго поработал вместе Жекой, а потом ушёл искать счастья в другие места. Тот, не очень вообще-то разговорчивый, как-то по уже забывшемуся поводу поведал, что одно время пригонял откуда-то иномарки для продажи. Случалась соглашаться и на такое, чтобы часть суммы покупатель отдавал позже. В таких случаях, наученный горьким опытом, мужичок с кривовато сросшимся, хотя тогда, может, ещё и с совершенно ровным носом, втихую делал себе дополнительный комплект ключей. Недобросовестные должники, услышав в телефоне сообщивший тревожную новость голос мужичка и узрев из окна пустое место под своей многоэтажкой, как правило, тут же изыскивали возможность долги закрыть. И протягивая перемотанную резинкой денежную пачку, хмуро узнавали, что автомобиль дожидается и в каком-то из соседних дворов.
Услышав Жекино предложение по обмену автомобильного транспорта на велосипедный — по очень выгодному, казалось бы, для него курсу, один к одному, — человек цыганской национальности переступил с ноги на ногу и ощутимо скрипнул зубами.
— Мальчик… — голос донёсся изнутри него глухо, как из подземелья. — Ты лучше не зли меня, мальчик…
— Дядь, — попытался унять этот рокот разумными словами Жека.
— Кверху ногами же сейчас подвешу, — не слушал Жеку закипающий как чайник цыганский человек.
— Дядь…
— Руку в тиски сейчас закручу… Пальцы плоскогубцами…
— Да я же не совсем дурак, дядя, — вклинился-таки Жека в это перечисление казней египетских. — Я же знал, куда и к кому иду. И мой товарищ ждёт меня в условленном месте. Ждёт-ждёт. Не дождётся — сразу в милицию пойдёт.
Воробей действительно ждал его, местом встречи выбрали автобусную остановку на полпути отсюда к их домам. Жека представил себе маленькую фигурку, что примостилась там на лавке в позе роденовского мыслителя. Друг сидит терпеливо и тревожно, посматривает в свете фар проезжающих изредка машин на циферблат часов, где мультяшный львёнок пытается словить порхающую перед носом бабочку…
Но Вор Велосипедов Жеку как будто не услышал.
— В сарае замкну… На цепь посажу… — уже не говорил, а шипел цыганский человек.
Цыганский человек не говорил, а шипел, и во взгляде его проскакивало что-то не очень вменяемое. Жека почувствовал, как по спине у него побежали холодные мурашки. Вроде бы всё продумано и должно сработать, но… А ну как окажется, что их с Воробьём оппонент просто безголовый идиот, и никакая логика, никакие доводы и мысли о последствиях ему не интересны. Вот заграбастает сейчас Жеку, уволочёт во двор, и что тогда? При такой разнице в силе и в весе никакое самбо Жеку не спасёт. Те, кто смотрит на них поверх заборов да таскает вдоль дороги старые ветки, мешать не станут, они, может, и сами такие же. И он, большой Жека, затеяв вот это всё, через небольшое время — он это уже ясно ощущал — улетит отсюда, а Жека маленький обнаружит себя в цыганском страшном сарае. А Воробью придётся бежать домой и всё рассказывать взрослым. А его и Жекиному отцам, что сидят сейчас преспокойно по домам, смотрят по телеку передачу «Футбольное обозрение» или какой-нибудь фильм без перерыва на рекламу и только ворчат о том, что малолетний оболтус совсем обнаглел гулять так допоздна, нужно будет метаться по соседям, собирать людей и отправляться на ночь глядя на разборки с цыганами. Или они, и правда, пойдут сразу в милицию? Но батя Воробья, кажется, в молодости отсидел, милицию он не любил. Как бы то ни было, что у них тут получится и как оно всё сложится, бог весть.