Жека осторожно двинулся вперёд. По сторонам медленно показались из тумана чёрные лапы деревьев и застывшие на постаментах высокие фигуры людей — статуи. Фигуры смотрели пустыми своими жуткими глазами, и Жека поёжился. Свернув с дороги туда, где статуй не было, он пошаркал по траве к ближайшему дереву и по-быстрому отлил.
Вернувшись на асфальт, Жека минут пять брёл в одну сторону, но ничего нового не обнаружил. Это был просто неизвестный пустынный парк.
Тогда он решился и набрал в лёгкие побольше воздуха.
— Э-э-эй!!!
Крик всколыхнул тишину, где-то не очень далеко отозвалось эхо, и…
И — всё.
Напрасно Жека рвал связки: потревоженное, безмолвие возвратилось и сгустилось вокруг ещё сильнее.
И от своего же крика в голове у Жеки что-то как будто всколыхнулось, поплыло. Он потерялся в движениях, его качнуло, спотыкнуло, едва не свалило на асфальт. Жека немного постоял, разбираясь, какие из туманов снаружи, а какие внутри, в голове. И побрёл потихоньку дальше.
А когда вернулись координация и относительная ясность, Жека увидел, что рядом с ним шагает какой-то мужик. И было странное ощущение, что шагает он там уже довольно давно.
Усилием воли Жека подавил порыв отпрыгнуть в сторону, подальше. Он только скосил немного глаза. Мужик что-то монотонно бубнил и нападать вроде бы не собирался.
По логике вещей в бубнёж мужика стоило попытаться вникнуть.
— …Вот как раз этого бояться и не нужно, — говорил пока непонятно о чём мужик. — Система эта стабильна, как мало что другое. Изменения нивелируются, всё выравнивается, сглаживается, как круги на большой воде. И генеральные направления не меняются ни на миллиметр, такие вот дела.
Мужик замолчал, и Жека повернул голову. Мужик встретил настороженный Жекин взгляд и усмехнулся. Печкинские его усы топорщились, галстук лез из-под серого мешковатого пиджака. А глаза — глаза были необычные, светились они каким-то тусклым и ни на что не похожим светом.
— Считается, — продолжал непонятный Жекин собеседник, — что если как-то умудриться и отчебучить там, в прошлом, что-то совсем уж серьёзное, то и это главных исторических и прочих путей не поменяет — нет, не поменяет. Но это так, теория… Вас же там, я так понимаю, подобрали с таким расчётом, что ядерную бомбу в домашних условиях никто, даже если вдруг взбредёт ему в голову, не соберёт. А?
Его мохнатая бровь изогнулась, потом медленно вернулась в исходное положение.
— Наверное, — ответил Жека с лёгким недоумением: спрашивает какую-то бредятину.
Мужик ему кого-то напоминал, то ли малоизвестного актёра, то ли подзабытого знакомого — но это, видимо, не имело значения.
— Вот, — продолжал мужик. — И ещё: можешь там болтать что угодно, на другой день об этом никто ничего и не вспомнит, так оно работает, проверено.
Статуи хмуро слушали из тумана этот странный разговор.
— Ну и зачем тогда… — начал Жека, но мужик нетерпеливо отмахнулся:
— Не, не, об этом некогда — тебе уже пора. Вам, таким, в этих туманах долго торчать нельзя.
Жека не совсем понял, каким это — таким, но глаза усатого светились озабоченностью, и переспрашивать Жека не стал.
— Вернёшься — ещё поговорим. А на первый раз задача твоя такая… — Мужик приблизил к Жеке усатое лицо, на Жеку ещё больше пахнуло туманной сыростью и рекой. — Не дай Баранову разрушить его семью. Запомнил?
— Какому ещё барану? — недослышал Жека. Туманы всё-таки не ушли из его головы полностью, соображал он плоховато.
— Да не барану, — торопливо объяснил усатый. — А Геннадию Баранову. Хотя в некотором смысле… Ну, ладно.
Пребывая в некотором смятении, Жека что-то промямлил.
Усатый с сомнением нахмурился.
— Геннадий Баранов, — повторил он. — Будем считать, что запомнил.
Тут же нетерпеливо шевельнул плечом, хлопнул ладонью о ладонь:
— Тогда отправляем!
Жека в недоумении заозирался, и усатый заозирался вместе с ним. Но тот озирался не просто так — он там, в окружающем тумане, что-то высматривал. И, кажется, высмотрел.
— Эй, — взмахнул он коротко рукой, — а ну, иди-ка сюда!
Жека смотрел во все глаза, но убей бог — там, среди туманов, никого не было.
И тут в скульптурной группе из трёх бетонных пионеров случилось движение. Стоящий слева барабанщик опустил руки с барабанными палочками, и голова его повернулась на звук.