Дальше Виктор Викторович уселся за стол-президиум, склонился над чем-то из аудитории невидимым и стал проводить перекличку.
— Александрович… Бугаёв… Горохова… — зазвучала в воздухе знакомая и подзабытая Жекой последовательность фамилией. Это была группа «А», в ней учились Ростик с Костиком, сам Жека, как и Рюха, состояли в группе «Б».
Когда послышалась фамилия Костика Киселёв, Ростик, чуть прикрыв рот ладонью, крикнул изменённым и тонковатым голосом: «Я!» А когда через время прозвучала его фамилия Широбоков, он солидно произнёс: «Присутствует». И это прокатило, не поднимавший голову от списка Вик-Вик махинации не заметил.
Сам Жека прикрывать соседа Рюху не решился, он и своё «Есть», когда пришла очередь, выдавил хрипло и как-то неестественно.
Дальше Виктор Викторович застучал мелом по доске, широкой и зелёной, и началась, собственно, лекция. На этом месте Ростик зевнул, пристроил голову на сложенные на парте руки и, похоже, действительно заснул. А Жеке на этом месте вдруг подумалось, что сейчас, в настоящем своём возрасте, он уже старше вот этого Вик-Вика, и на прилично. Думая эту кислую мысль, Жека испытал знакомое чувство, которому, однако, трудно придумать название. В первый раз оно накрыло его в тридцать семь, когда он вдруг осознал, что уже два года как подходит по возрасту, чтобы участвовать в ветеранских футбольных турнирах. Тогда это чувство походило на лёгкое смятение, а теперь оно стало уже привычным.
На доске прорастали белые грядки формул, там транслировались знания, что в последующей жизни сроду не пригодятся, и даже те студенты, что сейчас пытаются старательно в них вникнуть, через полгода выбросят это всё из головы, как страшный сон. Вик-Вик, не переставая скрипеть мелом, принялся свои замудрённые химические штуки объяснять, и Жека, при всём своём уважении, слушать его не стал. Вместо этого студент Евгений Барсуков раскрыл тетрадь на чистом месте (химического конспекта в пакете не оказалось, и он взял первый попавшийся) и нарисовал там отвлечённую геометрическую абстракцию в стиле кубизма, а потом стал незаметно рассматривать присутствующих. Больше, конечно, уделял внимание одногруппникам и тем, с кем плотно общался в общежитии. Про Короля и предстоящие неприятные дела думать ему сейчас не хотелось.
Вот Гоша Чибирякин, что жил в комнате напротив Жекиной, они тусили в одной компании. Гоша — всегда аккуратный, причёсанный и выглаженный, в обязательно начищенной до блеска обуви. Сейчас бы сказали: метросексуал, а тогда за такие слова кто-то наверняка получил бы в морду. Судя по всему, вчера Гоша тоже тусил, так что теперь сидит с кислым лицом и откровенно страдает: голова, видимо, бо-бо, и хочется водички. Ну, этот хоть пришёл на учёбу, соседа его Черепа вообще, вон, не видать. А насчёт водички Жека и сам ощущал настоятельную потребность и уже ждал и не мог дождаться звонка на малую перемену — сбегать и попить из-под крана. Здесь все спокойно пьют воду из-под крана, и если им сказать, что бывает обычная, не газированная вода в бутылках и за неё нужно платить деньги, они просто покрутят пальцем у виска. А Гоша — да, Гоша Чибирякин ещё на пятом курсе женится на симпатичной Ксюше, что сидит сейчас за партой в первом ряду вместе со своей неразлучной крокодилоподобной подругой Шлыковой, дослужится постепенно до директорских высот в каком-то оптово-торговом бизнесе, и всё у них с Ксюшей будет в порядке. В порядке в материальном плане, а как там у них обстоит внутри семьи, кто ж его знает, чужая душа потёмки.
Жеке тоже одно время нравилась Ксюша, но в ту турбулентную и калейдоскопическую пору ему вообще много кто нравился.
Рядом с Ксюшей светлели кучеряшки Ольги Ананьевой. После института она какими-то путями пристроится в Налоговую инспекцию, на самую мелкую должность, сразу после уборщицы, и потом, год за годом прогрызая себе дорогу наверх, она станет-таки в этой самой городской Налоговой главной начальницей. Вот вроде бы полезное знакомство, не совсем чужой человек, но что-то Жеке подсказывало, что соваться к Ольге за каким-то по её теме содействием бесполезно, ничем и никому помогать она не станет.