Теперь надо придумать, как изменить ход и результат события и перевернуть всё в свою пользу.
***
Вторая пара была тоже лекция, политология, и там Жека, укрывшись от строгой и теперь уже безымянной преподавательской тётки за спинами более радивых студентов, продолжил свои размышления. Но ничего путного наразмышлять ему не удалось.
Третьей парой шла практика по высшей математике, и туда Жека уже не пошёл, слинял в общежитие.
Рюху Жека застал всё в той же позиции, тот спал беспробудным младенческим сном. Этого Жека в общем-то и ожидал. С похмельем каждый боролся по-своему: железный Ростик мог с утра выйти на пробежку, кто-то поднимался чуть позже обычного и приходил ко второй паре, кто-то, не желающий прогуливать занятия, пил таблетки.
Часто беда выпадала на пятницу, тогда некоторые (и Жека в их числе) брали с собой на лекцию бутылку пивка и медленно цедили его через трубочку, пригнувшись над партой — тогда тяжесть из головы постепенно уходила, и вокруг остановилось тепло и светло. У Рюхи же имелся свой персональный способ борьбы с похмельем, который подойдёт не всякому. На следующий день после трудных возлияний Рюха ультимативно дрых до двух или трёх часов дня, а то и до самого вечера. Потом, проснувшись, он безразлично поедал что-то из отысканного в холодильнике, а если там ничего отыскать не получалось, брал кусок хлеба, мазал на него обильный слой майонеза — и тем довольствовался. (Он, кстати, подсадил на майонезное потребление и Жеку, и тот долгие годы не мыслил обеда без такого своеобразного бутерброда, и лишь недавно решил, что организм не казённый и лучше от подобной диеты отказаться). Дальше Рюха забирался обратно в кровать, брал какую-нибудь книгу (не учебник) и хмуро читал её часов до двух ночи, потом засыпал снова. Он просто как бы удалял этот неприятный, нежелательный день из жизни, совершал своего рода временной скачок.
У Жеки было по-другому. Как правило, последствия вчерашнего веселья он просто перетерпевал: ну похмелье и похмелье, эка невидаль. А когда эта неприятность заставала его не в общежитии, а дома, то зачастую его мозг, вместо чтоб комфортно пересидеть нехорошее время во сне, зачем-то подрывал Жеку ни свет ни заря, часов в пять тридцать утра. Тогда Жека, поворочавшись и поняв, что заснуть уже не выйдет, брёл из спальни в пустой зал, тихо, чтобы никого не разбудить, притягивал поплотнее дверь и тащил из коробки брательникову игровую приставку «Денди». Игры на ней были простые, графика неказистая, это не «Сега» и тем более не PlayStation, которой тогда, наверное, ещё и в помине не было. Но одна на этой «Денди» игра очень подходила Жеке именно под его похмельное состояние. Управляемый джойстиком эскимос в характерной куртке с отороченным мехом капюшоном бегал по ледовым дорожкам, пробивал себе путь наверх, с яруса на ярус, большой кувалдой, этой же кувалдой забавно лупил по башке своих противников-тюленей; потом, забравшись достаточно высоко, скакал уже по проезжающим облакам, собирая по пути цветные овощи-бонусы, а в самом конце, если успевал, взмывал в высоком прыжке наверх экрана, чтобы ухватить за хвост специальную большую птицу и улететь на следующий уровень.
Тогда Жека ни о чём таком не думал, но потом, вспоминая, стал видеть в той игре, она называлась английскими словами «Ice Climber», много символичного и отчасти понял, чем она ему такими похмельными утрами помогала. Там в игре было полно льда, и хоть он был просто пикселами на экране, воспринимался, наверное, всё же как нечто осязаемое, холодненькое, что можно приложить к вискам. Сам персонаж-эскимос, он же чукча, подсознательно воспринимался Жекой с его пустой и звенящей с похмелья головой как ментальный коллега, брат по разуму. Когда у получившего по балде тюленя начинали летать вокруг головы мультяшные звёздочки, то больной голове самого Жеки каким-то неочевидным образом становилось от этого чуть-чуть полегче. Само махание кувалдой подразумевало физическую нагрузку, к чему Жека, наверное, тоже подсознательно стремился, но сейчас было не то состояние. Когда персонаж собирал рисованные морковки и баклажаны, циферки вверху экрана росли, и Жека радовался: ну хоть чукча не бедствует. А если персонажу удавалось, обогнав таймер обратного отчета, удачно прыгнуть и схватить-таки за хвост пролетающую птицу удачи, подсознание испытывало некоторое удовлетворение, своего рода микро-эйфорию: ну пусть хоть кто-то улетит отсюда к чёртовой бабушке из окружающей нищеты и беспросветности. Улетали, правда, только для того, чтобы продолжить махать кувалдой на нижнем ярусе следующего уровня, но то было уже не важно.