Вот так же, бывало, их компания выходила из общежития, брела полминуты вместе с остальной толпой (и вот эти полминуты были психологически важны, они придавали последующему особый кайф) — а дальше отсоединялась от обречённой на нудное сидение в аудиториях человеческой массы и отправлялась своим путём. И те, кто понимал, глядели им вслед с завистью.
Случалось, кто-то знакомый из местных, не сообразительный спросонья, окликал их:
— Эй, а вы куда?
В ответ ему ничего не говорили, только многозначительно ухмылялись. Тогда он замечал, как из их пакетов лезут наружу банки с пластмассовыми белыми крышками и свежесполоснутые полуторалитровые баклаги — и тогда соображал. И, что бывало нередко, присоединялся к ним. Там, за теперь тёмными, а тогда, в цветущей весенней молодости, зелёными деревьями, располагался на берегу Рыжего пруда пресловутый и благословенный пивбар «Поплавок». Пиво там часто было дрянное и разбавленное — это не имело никакого значения. Пенясь в ёмкостях, опускаясь потом мягко в желудок, оно в любом случае делало своё дело, и на душе у всех становилось тепло и светло. Там, на берегу пруда, под журчание убегающей куда-то под сваи нечистой воды, на людей снисходила нирвана.
Жека знал, что если скомпоновать, утрамбовать все воспоминания его преждевременно завершённого студенчества в несколько секунд, в короткие кадры, то картинка, где их компания весело шагает в свете утренних лучей мимо институтского четырёхэтажного здания в направлении «Поплавка» наверняка войдёт в топ, в десятку лучших его воспоминаний и впечатлений.
Но такое, конечно, хорошо только по молодости. Потому что всему своё время. У студентов топать иногда «на пиво» вместо занятий это нормально, а вот у взрослого мужика подобное будет уже называться неприятным словом «алкоголизм». И когда этот взрослый мужик вспоминает, что вытворял по пьяни в молодости, это весело и это понятно. А вот если он же радуется тому, что́ чудил пьяный вчера, тут уже забавного мало, выглядит это скорее печально.
Так-то Жека и институтские его друзья со временем обрели в нелёгком деле общажного студенческого пьянства мастерство и мудрость. Можно даже сказать, им удалось постичь некий питейный дзен. На первом-втором курсе, например, собираясь выпить вечером по паре литров пивка, они каждый раз наивно думали, что этим всё и ограничится. И кто-то потом всегда нёсся по ночному городу к светящемуся из темноты окошку ларька, брал там, не привередничая, любой доступный сорокаградусный продукт, а дальше под подозрительным взглядом вахтёрши пытался пронести под курткой свою булькающую ношу на этажи. На третьем курсе водка закупалась сразу вместе с пивом: не пригодится — так постоит до следующего раза. И случаи, когда она таки не пригождалась, были, надо сказать, очень редки. На четвёртом курсе, когда Жека уже не учился, но приходил иногда в гости, мэтры пития покупали сразу вместе с водкой пару-тройку пива бутылочного, для легчайшего утреннего опохмела. Правда, нередко случалось так, что заветные эти бутылочки до утра тоже не доживали. И вот на пятом курсе, когда Жека стал в общежитии совсем редким явлением, он всё же успел заметить, как самый ответственный из всей этой пропитой ватаги, Ростик, оставляет в холодильнике одну бутылку как неизбежную жертву, а две прячет в надёжном месте. Жека отдал должное: это была та самая питейная мудрость, высшая пьяная лига, чёрный пояс по закладыванию за воротник.
Но это всё, конечно, шутки.
Сюда, на бетонный берег рыжего этого водоёма, Жеку потянуло как раз за воспоминаниями. Может, хорошо проведённая ночь сыграла тут свою роль — и пробило, как это случается, на сентиментальность.
Он бывал здесь недавно уже в своём времени — так получилось, оказался поблизости и выпала как раз свободная минута, зашёл. В тех местах мало что изменилось, только пруд этот рыжий совсем обмелел и зарос камышом. Туда стекали сбросы с химзавода — оттого, наверное, и получили его воды такой цвет, и замерзали они только в самые сильные морозы. На буржуйских электронных картах, Жека как-то увидел, бедному этому водоёму присвоили другое, остроумное название: Озеро Фанта. Жека оценил, посмеялся.
В теперешние новые времена пивбар «Поплавок» стоял заброшенный, зияли чернотой выбитые окна. Пошарпанную набережную два десятка лет никто и не думал ремонтировать, и вид у неё был плачевный, но бетонные сваи конструкцию держали — в Союзе строили крепко, на века. А вот старый мост, что виднелся вдалеке и по которому сейчас проезжали раз в пять минут старые «Жигули» или «Москвичи», разобрали, уложили туда новые пролётные балки, а потом перенаправили в эту сторону движение, сделав пару улиц в центре односторонними. И удобный хитрый проезд, о котором мало кто знал, превратился чуть дальше в длинную очередь на светофоре, с лезущими из левого, поворотного ряда мудаками… Но то были уже дела современные, а когда удастся вернуться в эту современность и удастся ли вообще, было неизвестно.