— Какая же это будет от тебя польза, — спрашивает торговец, — коли я сдуру передумаю и куплю тебя?
— Скажи, — говорит Эзоп, — разве нет среди твоих рабов таких мальчишек, которые ничего еще не умеют, а только просят есть?
Говорит работорговец:
— Есть.
— Так вот, — говорит Эзоп, — купи меня и приставь к ним дядькой. Как увидят они этакую мою рожу, так сразу испугаются и перестанут безобразничать.
— Неплохо придумано, — говорит работорговец, — клянусь твоей мерзкой рожей! — И спрашивает Зенаса: — Сколько ты хочешь за эту образину?
— Три обола, — говорит Зенас.
— Шутки в сторону, — говорит торговец, — сколько?
— А сколько хочешь, столько и дай, — говорит Зенас.
Заплатил работорговец самую малость и купил Эзопа.
V
(16) Привез он Эзопа в город и привел к своим рабам. Было там двое мальчиков, которых кормила мать; как увидели они Эзопа, тут же заревели и уткнулись в мать.
— Видишь, — говорит Эзоп работорговцу, — я тебе правду сказал: теперь у тебя для непослушных детей есть готовое пугало.
Рассмеялся работорговец и говорит:
— Вон там в столовой сидят твои товарищи — рабы: ступай, поздоровайся с ними.
Вошел Эзоп и видит: сидят молодцы один другого краше, все на подбор, не то Дионисы, не то Аполлоны. Здоровается:
— Привет, — говорит, — товарищи по неволе!
Те зашумели все разом. А Эзоп говорит:
— Я тоже, товарищи мои, такой же раб, как и вы, хотя ни к чему и не пригоден.
А рабы меж собою толкуют.
— Клянусь Немезидой, — говорит один, — и что это взбрело хозяину купить такое страшилище?
— А знаешь, — говорит другой, — зачем его купили?
— Зачем?
— От дурного глаза, чтоб никто не сглазил нашу компанию!
(17) Тут входит к рабам работорговец и говорит:
— Ну, рабы, пришло ваше рабское счастье: клянусь вашим спасением, ни одной скотины ни нанять, ни купить я не смог. Поэтому разбирайте поклажу сами, а завтра утром отправляемся в Азию.
Рабы, разделившись по двое, разбирают поклажу. А Эзоп вдруг падает перед ними на колени и просит:
— Товарищи мои, умоляю вас, я здесь человек новый, слабосильный, дайте мне нести что-нибудь полегче.
— Да хоть ничего не неси, — говорят рабы.
— Нехорошо, — говорит Эзоп, — увидит хозяин, что все рабы дело делают, а я один болтаюсь зря.
Рабы меж собою толкуют:
— И чего это он из кожи вон лезет? Неси что хочешь!
(18) Оглядывает Эзоп весь дорожный скарб работорговца: сундук, циновки, мешки, набитые всякой утварью, тюфяки, горшки, корзины. И увидел он корзину с хлебом, такую, что ее вчетвером собирались нести.
— Приятели, — говорит Эзоп, — дайте-ка я возьму одну только эту корзину!
— Ну, — толкуют рабы, — глупей этого парня мы никого не видывали: просил чего-нибудь полегче, а выбрал самое тяжелое.
— Нет, — говорит один из них, — он не дурак: просто он голодный и хочет иметь хлеб под рукой, чтоб наесться больше всех: пускай себе несет эту корзину!
Обступили Эзопа рабы и скопом взгромоздили на него корзину. И пошел Эзоп с корзиною, как Атлант-страдалец, шатаясь туда и сюда. Работорговец это увидел, подивился и говорит:
— Ишь ты! как Эзоп-то ретиво работает, — и другим свою ношу нести веселей! Знать, и впрямь сэкономил я на такой покупке: ведь эта ноша скотине впору!
(19) А рабы шли по двое со своей поклажей и потешались над Эзопом. только он вышел на дорогу, как начал учить свою корзину ходить. Когда дорога шла вверх, он ее и тянул, и толкал, и даже зубами себе помогал; втащит так ее на гору, а потом спускается с нею легко и без труда, потому что теперь корзина катилась сама собой, а он на ней — верхом.
Худо ли, хорошо ли, добрались они до харчевни. Тут работорговец говорит:
— Эй, Эзоп, дай теперь по хлебу каждой паре.
Рабов было много, и когда все получили хлеб — корзина наполовину опустела. Затем взвалили они поклажу на плечи и снова пустились в путь. И Эзоп теперь шагал куда проворнее. А потом опять пришли они в харчевню, и опять Эзоп раздавал хлеб — и корзина стала совсем пустой. Тут вскинул он ее на плечо и припустился рысцой впереди всех. Рабы меж собой говорят:
— Кто это там бежит впереди? Наш или чужой?
— Не знаю, — говорит один, — но, по-моему, это наш новичок, тот, слабосильный, который тащил такую корзину, что и мул бы не снес.
— Да, — говорит другой, — а у человечка-то умишко не промах!
— Такие человечки, — говорит третий, — с виду неказисты, а умом куда как проворны! Он же нарочно попросился нести хлеб, и теперь хлеба-то у него — все меньше да меньше, а мы наши дрова, горшки да тюфяки как взвалили, так и несем.
— Эх, — говорит четвертый, — распять его мало!