Выбрать главу

     И так нагнёшься сиротливо,

     Что жалко на тебя смотреть.

Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,

Не только солнца я препятствую лучам,

Но, посмеваяся и вихрям, и грозам,

          Стою и твёрд, и прям,

Как будто б ограждён ненарушимым миром.

Тебе всё бурей – мне всё кажется зефиром[4].

     Хотя б уж ты в окружности росла,

Густою тению ветвей моих покрытой,

От непогод бы я быть мог тебе защитой;

          Но вам в удел природа отвела

Брега бурливого Эолова владенья:

Конечно, нет совсем у ней о вас раденья[5]». —

          «Ты очень жалостлив»,

                     сказала Трость в ответ,

«Однако не крушись[6]: мне столько худа нет.

     Не за себя я вихрей опасаюсь;

          Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:

     Так бури мало мне вредят;

Едва ль не более тебе они грозят!

То правда, что ещё доселе их свирепость

          Твою не одолела крепость,

И от ударов их ты не склонял лица;

          Но – подождём конца!»

     Едва лишь это Трость сказала,

     Вдруг мчится с северных сторон

И с градом, и с дождём шумящий аквилон[7].

Дуб держится, – к земле Тростиночка припала.

     Бушует ветр, удвоил силы он,

          Взревел и вырвал с корнем вон

Того, кто небесам главой своей касался

И в области теней пятою упирался.

Ларчик

      Случается нередко нам

      И труд и мудрость видеть там,

      Где стоит только догадаться,

           За дело просто взяться.

К кому-то принесли от мастера Ларец.

Отделкой, чистотой Ларец в глаза кидался;

Ну, всякий Ларчиком прекрасным любовался.

Вот входит в комнату Механики мудрец.

Взглянув на Ларчик, он сказал: «Ларец с секретом,

          Так; он и без замка;

А я берусь открыть; да, да, уверен в этом;

     Не смейтесь так исподтишка!

Я отыщу секрет и Ларчик вам открою:

В Механике и я чего-нибудь да стою».

     Вот за Ларец принялся он:

     Вертит его со всех сторон

          И голову свою ломает;

То гвоздик, то другой, то скобку пожимает.

     Тут, глядя на него, иной

          Качает головой;

Те шепчутся, а те смеются меж собой.

     В ушах лишь только отдаётся:

«Не тут, не так, не там!» Механик пуще рвётся.

     Потел, потел; но, наконец, устал,

          От Ларчика отстал

И, как открыть его, никак не догадался:

     А Ларчик просто открывался.

Лягушка и Вол

Лягушка, на лугу увидевши Вола,

Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:

          Она завистлива была.

И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.

«Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?»

Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» –

«Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.

               Ну, каково?

Пополнилась ли я?» – «Почти что ничего». —

«Ну, как теперь?» – «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела

И кончила моя затейница на том,

          Что, не сравнявшись с Волом,

     С натуги лопнула и – околела.

     Пример такой на свете не один:

И диво ли, когда жить хочет мещанин,

          Как именитый гражданин,

А сошка мелкая[8], как знатный дворянин.

Волк и Ягнёнок

У сильного всегда бессильный виноват:

Тому в Истории мы тьму примеров слышим,

     Но мы Истории не пишем;

А вот о том как в Баснях говорят.

Ягнёнок в жаркий день зашёл к ручью напиться;

     И надобно ж беде случиться,

Что около тех мест голодный рыскал Волк.

Ягнёнка видит он, на до́бычу стремится;

Но, делу дать хотя законный вид и толк,

Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рылом[9]

     Здесь чистое мутить питьё

               Моё

          С песком и с илом?

          За дерзость такову

     Я голову с тебя сорву». —

«Когда светлейший Волк позволит,

Осмелюсь я донесть: что ниже по ручью

От Светлости его шагов я на сто пью;

     И гневаться напрасно он изволит:

Питья мутить ему никак я не могу». —

     «Поэтому я лгу!

Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!