Видимо, вид у меня и без слёз жалостливый, потому как учитель сразу же отыгрывает назад:
— Нет, нет! Я ни в коем случае не хотел обидеть Великого Александра! Ты меня не так понял, я лишь…
Не даю ему закончить и отворачиваюсь к стене с криком:
— Уходите! Сегодня я не хочу больше заниматься!
Слышу стариковское шарканье сандалий и понимаю, что Деметрий из Ассоса решил не травмировать ранимую психику подростка и удалился.
«Вот и правильно! — не оборачиваюсь до тех пор, пока до меня не долетает звук захлопнувшейся двери. — Теперь будет повод попросить у Барсины заменить учителя».
Глава 5
Город Вавилон, начало июня 323 года до н.э.
Радость от того, что я так ловко выпутался из довольно щекотливой ситуации, вскоре сменилась уколом совести.
«Не слишком ли жестоко я обошелся с, наверняка, заслуженным человеком. — Зашевелилось во мне сожаление. — Сможет ли он найти работу, если его попрут из дворца?»
Такое самокопание, к счастью, продлилось недолго и закончилось возмущением против собственного интеллигентского слюнтяйства.
«Если ты будешь думать о всех страждущих этого мира, то, точно, долго не протянешь. В нынешних экстремальных условиях нужно все поставить на выживание, а потом заботиться о чистоте совести и прочем! А учитель без работы не останется, в этом времени грамотные люди были в цене!»
Успокоив себя, я вновь задумался над тем, чем бы мне заняться.
«Хорошо бы библиотеку тут отыскать, — подумав так, я иронично хмыкнул. — Поработать, так сказать, с первоисточниками! Не может быть, чтобы у Александра Великого не было библиотеки».
Развить эту мысль я не успеваю, потому как в этот момент в комнату входит уже знакомый мне мужичонка. Без стука или какого-другого предупреждения, он возникает в открытом проеме двери и, сделав шаг в сторону, замирает у стены.
Встречаю его крайне недружелюбно:
— Стучать тебя не учили⁈
На что получаю совершенно искренний и непосредственный ответ:
— Нет!
С таким ответом не поспоришь, и я выражаю свое негодование лишь взглядом и молчаливым возмущением.
Вошедший же абсолютно бесстрастно доносит до меня «мамочкино» указание.
— Пресветлая госпожа Барсина указывает своему сыну Гераклу немедля прийти в обеденную залу.
Первым порывом хочу спросить «Зачем?», но тут же понимаю, что этот вопрос останется без ответа. Поэтому просто подхожу к стоящему мужчине и, впервые по-настоящему, рассматриваю его.
Худющее тело, ошейник раба на тощей шее, не по-мужски узкие плечи и вытянутое, смуглое лицо в обрамлении длинных, заплетенных в косички черных волос.
«Этот мужик приставлен ко мне вместо Зику и, по-видимому, надолго, — решаю про себя. — Тогда надо бы узнать, как его зовут!»
Не откладывая, задаю своему охраннику этот вопрос.
— Как зовут⁈
— Кого? — с полной невозмутимостью реагирует он, и я бросаю в сердцах:
— Ну, не меня же!
— Не вас⁈ — тут же вопрошает мужик. — А кого⁈
Прикрываю глаза, дабы справиться с подступающим бешенством.
«Раз, два, три, четыре…» — счет меня успокаивает, и я понимаю, что с сарказмом в этом времени надо быть поосторожнее. Этот выбесивший меня индивидуум не единственный такой.
Успокоившись, начинаю второй заход и для убедительности тыкаю в мужика пальцем.
— Как тебя зовут?
— Гуруш! — цедит он удивленно.
Еще раз убеждаюсь, что спрашивать имя у раба здесь не принято, и, тем не менее, удивляю его еще раз.
— Откуда ты?
Секундное оцепенение, словно бы мужчина мучительно вспоминает свое происхождение, и все-таки произносит:
— Я родился рабом и всегда жил здесь, в Вавилоне, но в детстве мать говорила, что мы аккадцы.
Зачем мне это, я не знаю, но исхожу из того, что лишним знание не бывает. Раз этот аккадец какое-то время будет тереться рядом, то лучше знать о нем побольше.
Мой страж тяжело вздохнул: видимо, воспоминание детства у него не из приятных.
Не даю ему снова впасть в прострацию и открываю дверь.
— Так что ты, Гуруш, стоишь⁈ Веди! Куда там меня позвали⁈
Впереди с масляным светильником в руке шагает Гуруш, за ним — держащая меня за руку Барсина, и последним — не умолкающий ни на секунду Мемнон.
Вот и сейчас, в который уже раз, он начал распространяться о своих сомнениях.
— Не нравится мне все это, госпожа! Зачем Пердикке звать нас в Восточное крыло? Оно давно уже пустует.