Успеваю подумать: «Может, пронесло?» — но тут же вижу, что нет!
С трех разных входов появляются мрачные типы в тяжелых, явно не по сезону, одеждах. Шерстяные халаты, остроносые сапоги, а на головах что-то наподобие чалмы. Так в Вавилоне никто не одевается, а у греков и македонцев вообще минимум одежды на теле.
«Откуда эти черти взялись⁈» — спрашиваю сам себя, и мое удивление разрешает вошедшая в зал беременная женщина.
Она в тончайшем шелковом халате, а на голове что-то вроде турецкой фески с жемчужной сеткой, в которой уложены тяжелые черные локоны.
«Роксана! — без всякого сомнения определяю вошедшую. — Бактрийская принцесса!»
Во всем облике этой женщины и ее приспешников чувствуется среднеазиатский налет, позволяющий мне без сомнений определить, кто она. Здесь, в Вавилоне, только Роксана и ее свита, сохраняя верность своей далекой горной стране, упорно одевались так по-восточному вычурно, отказываясь от греческих хитонов и сандалий.
Персидские царевны и Барсина не сразу заметили присутствие чужаков, а когда увидели, то ужас исказил их лица. Царевны бросились к выходу, а моя «мамочка», надо отдать ей должное, растопырив руки, закрыла нас с Мемноном собой.
Все три выхода из зала были уже заблокированы, и бактрийцы мгновенно поймали беглянок. Без всякого пиетета они схватили персиянок за волосы и бросили к ногам Роксаны.
Есть такое выражение: «злоба исказила его лицо до неузнаваемости». До сего дня для меня это было просто выражение, но сегодня я увидел его воочию.
Роксана подошла к лежащим и молящим о пощаде женщинам, и ее красивое лицо в этот момент превратилось в маску чудовищного демона. Ненависть, злоба и жажда крови извратили черты ее лица настолько, что она стала походить больше на монстра, чем на женщину.
Обе персидские царевны, увидев такое перевоплощение, отчаянно завыли, предчувствуя свой конец, а Роксана с каким-то сладострастием провела ладонью по горлу, показывая своим палачам: «Мол, кончайте».
Сверкнуло лезвие ножа, и вырывающий душу женский визг затих. Вокруг двух тел начала быстро расползаться бесформенная кровавая лужа, а Роксана хладнокровно стояла на месте, пока текущая кровь не тронула носков ее туфель. Лишь после этого она повернула голову и уставилась на нас бездушными глазами маниакального убийцы. Храня на лице все ту же жуткую улыбочку, она двинулась в нашу сторону.
Я не мальчик Геракл, а повидавший виды капитан дальнего плавания, но тут, прямо скажу, душа у меня ушла в пятки, и все тело обмякло, как ватное. Страх полностью парализовал мою нервную систему настолько, что ни один мускул даже не дернулся в попытке сопротивления.
В свое оправдание могу сказать, что бежать, в общем-то, некуда, а в борьбе с двумя бугаями, стоящими за спиной, шансов у меня никаких.
Роксана остановилась в шаге от нас, и на ее чудовищной маске проявилась печать злорадного удовлетворения.
— Тебя, мерзкая шлюха, и твоего ублюдка, — прошипела она, — я убью сама своей собственной рукой!
Барсина отшатнулась от злобной мегеры и с силой прижала меня к себе:
— Не трогай моего сына, гадина! Убей меня, но пощади ребенка!
В ответ ей послышался смех, больше похожий на шипение змеи. Как завороженный, смотрю на женскую ладонь, сжимающую рукоять кинжала, и выползающее из ножен кривое лезвие.
И вот тут меня пробивает!
«Да что ж это я! Ведь не ребенок, чай, а веду себя словно загипнотизированный кролик. Давай, покажи, что ты мужчина, а то перед женщинами стыдно!»
Еще мгновение назад совершенно пустая голова сразу же заполнилась десятками разных мыслей, но в этом хаосе преобладала только одна.
«Сейчас самое главное — остановить эту маньячку, а дальше посмотрим! Раз она решилась на убийство, значит, она не знает результатов вчерашнего собрания; иначе ей следовало бы резать не нас, а слабоумного братца Александра, Арридея!»
Живот беременной Роксаны лезет мне в глаза, словно подсказывая единственное уязвимое место этого безжалостного чудовища, и тогда меня осеняет.
Сжимаю кулаки и стараюсь изо всех сил, чтобы голос не дрогнул.
— Остановись, Роксана! Убьешь нас и лишишь своего сына трона!
Собственные голосовые связки меня не подвели, и получилось хлестко, как удар кнута.
Остановив движение своей руки, Роксана уставилась на меня ледяным, немигающим взглядом.
— Кто это там пискнул⁈ — усмехнувшись, показала она край белых ровных зубов. — Неужто персидский щенок умеет говорить⁈
Держа на лице кривую издевательскую ухмылку, она замолчала, и, пользуясь заминкой, я пытаюсь успеть донести до нее свою мысль.