— Вчера на собрании диадохов мнения о том, кому наследовать царство, разделились практически поровну. Пердикка встал на сторону твоего еще неродившегося сына, а вот Мелеагр потребовал на трон Филиппа Арридея. — вцепляюсь взглядом прямо в безжалостные глаза. — Как ты думаешь, кому из них добавит сторонников убийство тобой сына Александра⁈
Вижу, что в таком состоянии она соображает туговато, и сам же отвечаю на свой вопрос.
— Мелеагр использует мое убийство для того, чтобы обвинить тебя в святотатстве и лишить твоего сына права наследования!
Мои слова, наконец, доходят до Роксаны, и она вычленяет только то из них, что ей действительно важно.
— Ты сказал «сына»⁈ — в ее безумных глазах появилось что-то человеческое. — Откуда ты знаешь?
«Действительно, откуда⁈ — лихорадочно ищу ответ на этот вопрос и вспоминаю недавний разговор с Эвменом. — Зачем выдумывать что-то новое, если уже есть опробованный ход? Может, попробовать и здесь⁈»
Заминка в ответе тут же вызвала бешеную вспышку в глазах Роксаны, и я отметаю сомнения. Разыгрывать припадок здесь не нужно, и это уже легче.
Начинаю говорить, вкладывая в голос абсолютную убежденность:
— Призрак моего отца и твоего мужа приходил ко мне вчера ночью. Это он рассказал мне о том, что у тебя будет сын…
Обрывая меня, Роксана почти выкрикнула вопрос:
— Он будет править⁈
Обстоятельства настойчиво советуют мне солгать, но что-то во мне противится этому. Как все моряки, я немного суеверен, а тут, знаете ли, призрак, судьба… Играть с ними не рекомендуется. Уж коли ссылаешься на них, то врать нельзя, как ни курьезно это звучит!
Поэтому нахожу золотую середину.
— Будет, но не сейчас! — тут я не вру, хотя мог бы добавить: и недолго, и не совсем править!
Да, я не грешу против истины: две полубезумные тетки, жена и мать Великого Александра, через пять лет захватят власть в Македонии. Хватит их всего на полгода, но это время номинальным царем всей македонской державы будет ее пятилетний сын Александр IV.
Мой ответ немного успокоил Роксану, но ей захотелось знать большего.
— Когда⁈ — прорычала она. — Когда он станет царём⁈
На это я лишь пожимаю плечами. Тут я спокоен: предсказание у греков никогда не было стопроцентным, и Дельфийский оракул в том порука. Его пророчества всегда были больше похожими на загадки и всегда двусмысленными.
Все еще держа руку на рукояти кинжала, Роксана подошла ко мне вплотную и, нагнувшись, заглянула мне прямо в глаза. Мне стоило неимоверных усилий не отшатнуться и выдержать ее злобный полубезумный взгляд.
Несколько секунд она изучала мое лицо, и все это время мне казалось, что сейчас она зашипит, а изо рта выскользнет раздвоенное змеиное жало. И все же я не дрогнул, не отпрянул и не отвел глаза.
Это успокоило бешеную бабу. Она выпрямилась и процедила:
— Ладно, щенок, ты выторговал себе пару дней жизни. — Она кивнула своим мордоворотам. — Заберите ублюдка, пусть пока посидит взаперти.
Ее голова вновь повернулась к Барсине:
— А ты, персидская шлюха, все равно сдохнешь от моей руки!
Дернув кинжал из ножен, она занесла его над головой Барсины, и та, зажмурившись, беспомощно закрылась от удара голыми руками.
Так не должно было быть. Я точно знаю, что Барсине не суждено погибнуть сегодня. Ее убьют лишь через четырнадцать лет, как, впрочем, и меня. Скорее всего, мое вторжение в это время повлекло изменения, и судьба всеми силами старается нивелировать их и побыстрее покончить со мной. Поэтому мы здесь, в этом зале, где нас не должно было быть — ни Барсины, ни меня!
Все это промелькнуло в моей голове и привело к странному выводу.
«Судьба привела меня в этот зал для того, чтобы убить, но я выкрутился, и судьба уступила. Значит, только в моих силах противостоять попыткам злого рока избавиться от меня, и если я смог вывести из-под удара себя, то смогу защитить и Барсину!»
Решив это, я резко рванулся из рук бактрийцев. Те, явно, не ожидали от меня такой прыти и лопухнулись. Получив на мгновение свободу, я бросился между Роксаной и Барсиной.
Закрыв своей тщедушной тушкой лежащую женщину, я зажмурился что есть сил и постарался как следует разозлиться. Оскалившись, словно загнанный в угол волчонок, я вскинул яростный взгляд на Роксану:
— Тронешь нас, и твой сын никогда не увидит света! Он сгниет в твоей утробе!
В ответ послышался бешеный рев рассвирепевшей тигрицы, но кинжал замер в занесенном состоянии.
— Ах, ты исчадие Аримана! — рубанула она кинжалом воздух и с ненавистью уставилась на меня.
Я делаю ставку на то, что она только что поверила будто я общаюсь с духом Александра. Одно влечет другое! Тот, кто говорит с мертвыми, в особой милости у бога смерти, а раз так, то он может накликать зло, от которого нет спасения. Она может не бояться живых, но все боятся мертвых.