Толстяк потеет от ужаса, и, должен сказать, что его страх воняет очень едко и неприятно.
«Брал бы пример с Гуруша, — мысленно издеваюсь над обоими, — тот от испуга просто коченеет, как мертвый, и ничем не пахнет!»
Мы здесь не одни: зал полон народу, и это, по большей части, женщины и дети. Здесь, в большом зале южного крыла, собрали всех высокопоставленных женщин двора, их слуг, подружек и личных рабов, потому что царский дворец Вавилона в осаде.
Кто осмелился напасть на властителей Ойкумены⁈ Да, свои же и осмелились, кто же еще! Это фалангиты из пехотных лагерей, что во множестве разбросаны вокруг столицы, так ярко проявляют свое недовольство властью регента.
Сил у Пердикки немного, защитить все помещения дворца он не в состоянии, поэтому всех и собрали здесь, в южном крыле. Оно самое удобное для обороны.
Нас привели сюда в числе последних, когда весь зал уже был полон, и выбор был лишь между тем, чтобы стоять или разместиться прямо на полу. Стоять не было сил, и Барсина первой показала пример, усевшись в углу, рядом с узким стрельчатым окном.
Я вообще не понимаю целесообразности этого скопления в одном месте. Если дворец падёт, то вряд ли нескольким бойцам охраны удастся сдержать ворвавшихся фалангитов.
Хотя это я так бурчу по-стариковски. Понятно же, что всех женщин собрали здесь скорее из психологических соображений, чем из военных. На миру и смерть красна, как говорится. Всем вместе не так страшно, и никто не натворит глупостей — например, бросившись бежать.
Стоящий у крохотного оконца Эней повернулся к нам:
— Кажется, отбились!
Там снаружи только что часть восставшей пехоты пыталась прорваться через южные ворота. Охране и дополнительным частям, что Пердикка собрал во дворце, удалось отбросить их назад, но это лишь потому, что основная часть мятежников пока ещё не принимала участия в штурме.
Эней еще раз глянул в узкое окошко и произнес:
— Ждут подкреплений! Скорее всего, общий штурм начнут завтра с рассветом.
На его слова отреагировал только Мемнон.
— Думаешь? — Он боязливо покосился на оконце, словно ждал появления напасти именно оттуда.
Никак не отреагировав на вопрос Мемнона, грек отошел от окна и тоже уселся на пол. После этого в нашем углу установилась полная тишина, нарушаемая лишь сопением Мемнона.
Провожу взглядом по переполненному залу. Больше всего он сейчас смахивает на кадр из фильма о гражданской войне в России: вокзальный зал ожидания, воздух пропитан страхом и повсюду испуганные лица женщин, искаженные ожиданием неизбежного.
Из общей толпы мой взгляд выхватывает только одно спокойное лицо — это Роксана. Она не боится, и совсем не потому, что рядом с ней ее верные бактрийские телохранители. Ее спокойствие обеспечивает совсем другой мужчина; он сейчас, завернутый в пеленку, качается на руках верной рабыни. Это ее новорожденный сын, и она уверена, что сына Великого Александра не посмеет тронуть ни один македонский солдат.
Вновь перевожу взгляд с Роксаны на трясущуюся челюсть Мемнона и думаю о том, что всё началось еще в конце августа, когда Роксана родила здорового мальчика.
Его назвали в честь отца Александром, и на радостях Пердикка закатил роскошный пир. На нем были все ведущие военачальники македонского войска, кто еще оставался в Вавилоне; не было только Мелеагра и Аттала. С этого момента всем стало ясно: это начало открытого противостояния.
Всё шло так, как я когда-то видел в серии фильмов. Обе стороны готовились к вооруженному столкновению, но никому не хватало решимости напасть первым. И Пердикка, и Мелеагр сильно зависели от мнения и настроя своих воинов, и оба знали, что армия не хочет междоусобной войны и откажет в поддержке тому, кто первым начнет бойню.
Пердикка оказался хитрее. Он втайне сговорился с ближайшим сообщником Мелеагра, Атталом. Пообещав отдать ему в жены свою сестру Аталанту, он переманил Аттала на свою сторону. Тот, по всей видимости, не особо упирался и сдал своего товарища с потрохами.
Трагедия произошла двадцать восьмого августа, в день, когда Мелеагр решил воздать почести отцу всех богов Зевсу и испросить его милости для своих дальнейших действий. С отрядом из трехсот самых верных воинов он прибыл в храм Зевса, не зная, что там ему приготовили ловушку.
Аттал предупредил Пердикку о намерении Мелеагра провести жертвоприношение в храме Зевса, и тот решил действовать. Перед ним сразу же встала непростая задача: чтобы справиться с тремя сотнями опытных бойцов и гарантированно победить, нужно противопоставить им не менее пятисот. Подтянуть пять сотен бойцов к определенному месту в городе в определенное время да так, чтобы это осталось в тайне, практически нереально.