«Мать честная, да как же это?» — тяжело дыша, всматриваюсь в своё отражение и не могу свыкнуться с чудовищной реальностью. В памяти вновь проносится взрыв, боль, темнота…!
Собрав волю в кулак, пытаюсь иронией вернуть себе способность мыслить:
— Если выбирать между взрослым трупом и живым ребёнком, то выбор, пожалуй, сделан правильно.
Несколько минут бездумно стою, склонившись над тазиком, пока здравый смысл не начинает раскладывать всё по полочкам.
«Хорошая новость в том, что я живой! Плохая — что в теле совершенно незнакомого мне ребёнка! Я никогда не видел этого лица! Кто этот малец⁈ И где я вообще⁈» — на этой мысли я, словно встряхнувшись, поднимаю голову и стремительно подскакиваю обратно к окну.
Резко распахиваю тяжёлую занавеску и жмурюсь от ударившего прямо в глаза яркого солнца. Жар южного дня пыхнул мне в лицо, и, морщась от слепящего света, я смотрю на раскинувшийся внизу город. Прямо под окном зеленеют кроны пальм, а за ними — тысячи и тысячи плоских белых крыш. Ещё дальше, в раскалённом мареве, синеет лента реки, пилоны городских ворот и зиккураты храмов на другом берегу.
«Это что? — ошарашено спрашиваю сам себя. — Азия? Багдад? Дамаск?»
Перечисляю города и понимаю, что это не так! Пара секунд, и до меня доходит главное несоответствие: нет торчащих мусульманских минаретов и многоэтажных современных зданий. В голове мелькает четкая мысль:
«Хотя бы одну высотку или торговый центр я увидел бы с любого ракурса!»
В этот момент слышу шаги за спиной и, обернувшись, вижу входящую красивую тридцатилетнюю женщину с осунувшимся лицом и красными от слез глазами. Не успеваю ничего сказать, как она бросается ко мне и, прижав к груди, начинает причитать:
— Бедный, бедный мой мальчик! Какое горе! Какая беда обрушилась на нас! — Она до боли втиснула в себя мою голову. — Он умер! Твой великий отец покинул нас навсегда!
Первым желанием было вырваться из объятий и потребовать объяснений. Кто умер⁈ Чей отец, и причём тут я⁈ Тысячи вопросов одолевают мой разум, но нехорошее предчувствие останавливает моё желание их задать. Слишком много вокруг необычного и странного. Такого, что не укладывается ни в одно объяснение, и в этой ситуации инстинкт самосохранения говорит мне — не торопись!
За годы морской карьеры я бывал в разных стрессовых ситуациях, и главное правило, что я вынес из них, гласило: не дёргайся, и что бы ни случилось, излучай уверенность и спокойствие.
Вот и сейчас, подавив в себе протест и вопросы, я решаю сначала разобраться в том, что происходит, а потом уж… Едва принимаю такое решение, как сразу же приходит осознание, что женщина говорит не на русском, не на английском, а я её отлично понимаю. Даже более того, в моей голове есть чёткое понимание, что она говорит на смеси греческого и персидского, и я знаю оба этих языка.
Замерев, слушаю причитания женщины:
— Кто теперь нас защитит? Кто убережёт моего мальчика, моего Геракла, от этой стервы Роксаны?
Она вдруг отпустила меня и подняла голову:
— Мемнон! Нам надо бежать! Теперь, когда Александра больше нет, нас обязательно убьют! О нас некому позаботиться!
Вслед за ней тоже поднимаю глаза и вижу стоящего над нами толстого невысокого мужчину с выбритой головой и пухлыми губами. Он попытался было открыть рот, но женщина тут же перебила его:
— Собирай вещи, Мемнон! Мы уезжаем в Пергам!
После этого выкрика она, словно бы враз обессилев, отпустила меня и отрешённо замолчала, а тот, кого назвали Мемноном, получил, наконец, возможность вставить слово.
— Моя госпожа, — начал он неуверенно, — ты не можешь покинуть Вавилон без разрешения Пердикки! К тому же у нас совсем нет денег! Да и такой внезапный отъезд все расценят как бегство! Пойдут нехорошие слухи…! Чего доброго, тебя ещё заподозрят…
— Ты что несёшь! — оттолкнув меня, женщина вскочила на ноги. — Я любила Александра! Всегда любила…
Недоговорив, она вдруг безвольно опустилась на табурет и разрыдалась.
Остолбенев от всего происходящего, я стою и смотрю на подрагивающие от рыданий женские плечи и пытаюсь осмыслить услышанное.
«Александр, Пердикка, Вавилон…! — в сознании настойчиво скачут эти три слова. — О чём это они⁈ Ощущение, будто они тоже недавно посмотрели фильм о войнах диадохов!»
Мой оценочный взгляд в очередной раз проходится по лицам этих странных людей, и в очередной раз я не нахожу и тени наигранности. Даже более того, горе, изливаемое женщиной, абсолютно искреннее, а маленький толстый человечек буквально вибрирует переполняющим его страхом.