Сколько бы Мемнон ни фыркал и ни возмущался, в душе он понимает, что не в состоянии выполнить и десятой доли той работы, что тащит на себе однорукий грек. Понимает и потому лишь демонстрирует недовольство, чем реально таковое испытывает.
Кроме того, что Эней возглавляет нашу охрану, он еще тянет на себе все организационные вопросы, связанные с поездкой: где встать на ночлег, чем кормить лошадей, как сохранить обоз и прочее… В общем, все валится на грека, и он безропотно со всем справляется. Его спокойный, до непробиваемости, нрав действует на Барсину положительно, вселяя в ее нервную и вечно сомневающуюся натуру чуточку спокойствия.
Особенно она оценила надежность грека во время мятежа. Без всяких просьб и приказов он взял на себя всю заботу о нашем семействе, включая Гуруша, Мемнона и прочих рабов. На несколько дней вся жизнь дворца перевернулась с ног на голову, и обычно самые простые вопросы — еда, вода и прочее — вдруг встали неразрешимой проблемой.
Эней все решил, обо всем позаботился, и мы не знали голода и жажды в те тяжелые дни сидения в общей зале. Еще он вооружил тесаками Самира и Торсана, для коих в одночасье стал непререкаемым авторитетом. Вид троих вооруженных людей, стоящих на защите ее семьи, успокаивал Барсину, более склонную к чувственной сиюминутной оценке, чем к серьезному анализу.
В общем после мятежа статус Энея как-то самопроизвольно повысился. Из моего учителя и телохранителя он в одночасье превратился в главного администратора, советника и охранника всего семейства.
Кстати, как я и предполагал, после моих поправок рельсы Истории вернулись на круги своя. Роксана убедила Пердикку поступиться малым, чтобы сохранить главное. Тот, будучи человеком не глупым, согласился с доводами разума, тем более что Кинана была не единственной царской сестрой и возможности для маневра у него оставались.
Пердикка обратился с речью к мятежному войску и объявил о свадьбе Адеи и Арридея. Затем вывел их за руки и под довольные крики тысяч воинов благословил на брак. Тут же он объявил амнистию всем, кто, пусть и противозаконно, но выступил на защиту царской семьи, и тем погасил едва разгоревшееся пламя мятежа.
Войско враз успокоилось, и воины, еще недавно истово желавшие ему смерти, с тем же энтузиазмом восславили его и разошлись по своим лагерям. Уже через час после выступления Пердикки только мусор у дворцовых стен да черные пятна кострищ напоминали о еще недавно бушующих страстях.
Через неделю после этих событий Барсина испросила позволения отъехать в Пергам, где у нашей семьи есть дом и поместье. Пердикка, еще будучи под впечатлением того, как ловко он выбрался из очередной заварухи, был в хорошем настроении и пошел ей навстречу. У него как раз начались очередные проблемы с деньгами, и просьба Барсины пришлась, можно сказать, ко двору.
«Персидская наложница и ее байстрюк не опасны, — примерно так рассудил он, — они уже вне игры! Пусть едут, здесь они только мешаются под ногами да постоянно требуют денег! Пусть убираются, глядишь, лишних ртов станет меньше!»
Еще неделя ушла на сборы, и вот сегодня с утра мы тронулись в путь. Дорога предстоит неблизкая. По меркам двадцать первого века, надо пересечь три страны: Ирак, Сирию, Турцию и выйти к побережью Эгейского моря. Это больше двух тысяч километров! Ведь Пергам, насколько я помню, находится чуть южнее турецкого пролива Дарданеллы.
Сейчас, мерно покачиваясь в седле, я вдруг впервые задумался о том, сколько же займет времени наше путешествие.
«Учитывая допотопный и вечно ломающийся транспорт, — я обернулся назад и еще раз оценил надрывно скрипящие повозки, их пассажиров и понуро шагающих мулов, — а также отсутствие сменных лошадей, непривычность Барсины к длительным путешествиям и всевозможные другие задержки, не следует рассчитывать, что в среднем удастся проходить больше, чем десять-пятнадцать километров в сутки».
Быстро делю в уме километры на скорость и прихожу к ошарашивающему результату: путешествие займет не менее полугода! К тому же надо учитывать, что постоянно двигаться в течение шести месяцев нереально и время от времени нужен будет более длительный отдых, чем просто ночевка. Это означает, что заряжаться надо на год, не меньше.
До этого я не задумывался об этом, и сейчас даже расстроился. Конечно же, я представлял, что путешествие займет время, что мерить расстояние надо не часами, не сутками, а месяцами, но все равно цифра неприятно впечатлила. Согласитесь, что даже двенадцать месяцев звучит куда безобиднее, чем целый год!