Продумав все это про себя, вновь спрашиваю Энея:
— Что будем делать?
В ответ получаю тот же самый ответ:
— Посмотрим!
Сказав это, грек тронул коня и, как ни в чем не бывало, продолжил путь.
Оправдывая свое имя, Софос самостоятельно двинулся вслед за греком, и я понимаю, что они правы. Пока не ясно, сколько людей нас преследуют и зачем; забивать себе голову бесполезными вопросами глупо.
«Может, они вообще не по нашу душу! — успокаиваю я себя и настраиваюсь на позитивный лад. — Мало ли кто тут может торопиться по своим делам!»
Прошло еще примерно около часа, прежде чем нас нагнали пятеро вооруженных всадников. Они даже не успели остановиться и ничего сказать, а я уже понял, что опасения мои были не напрасны. В главаре этой пятерки я узнал того самого бородатого Парменида, надсмотрщика за рабами из поместья.
Пропылив мимо нашего каравана, всадники остановились на дороге, преграждая нам путь. Оценив эту пятерку прищуренным взглядом, Эней придержал своего коня, а вслед за ним остановились и все остальные.
Из повозки сразу же донесся встревоженно-возмущенный голос Барсины:
— Кто эти люди⁈ Как они смеют⁈ — Она приподнялась на подушках, чтобы ее было видно. — Да знаете ли вы, кому заступили дорогу⁈
Преследователи не обратили никакого внимания на слова Барсины, а вот на вопрос Энея — что вам нужно, — их главарь выехал вперед.
— Нехорошо вы поступаете! — На его лице заиграла кривая усмешка. — Нехорошо! Эпитроп Халид дал вам приют и кров на ночь, а чем вы его отблагодарили⁈ Украли ценную вещь!
Эней еще больше нахмурился и процедил, не спуская глаз с главаря:
— Что за вещь?
— Бронзовая статуэтка Афродиты, — бородач раздвинул ладони, показывая размер. — Маленькая такая!
Ощерясь, главарь замолчал, ожидая от грека оправданий, но Эней спешить со словами не стал. Вижу, как он мастерски держит паузу, спокойно встречая требовательно-наглый взгляд эргастерия, и эта его неторопливая уверенность заставляет того нервничать.
Внезапно в эту борьбу взглядов вмешалась Барсина. Разнервничавшись и раскрасневшись, она выкрикнула из своей повозки:
— Мы ничего у вас не крали, но чёрт с вами…! Сколько стоит эта ваша статуэтка, я заплачу⁈
По тому, как надменно скривились губы бородача, понимаю, что именно такой реакции он и ждал. И весь этот демонстративный налёт устроен именно из-за этого.
«Что-то мне это напоминает! — пытаюсь я иронией унять нервную дрожь. — Всё как там, на базаре, только вместо пацанов — бородатые мужики, а вместо живой нахальной девки — холодная бронзовая Афродита!»
Эргастерий удовлетворённо перевёл взгляд на Барсину.
— Это очень дорогая вещь. — Он неторопливо снял овчинную шапку и утёр выбритую налысо голову. — Очень! Хозяева заплатили за неё тысячу драхм серебром.
Цифра астрономическая и только подтверждает мой вывод, что это — чистой воды грабёж и никакой статуэтки не было вообще.
Названная сумма произвела впечатление и на Барсину.
— Вы с ума сошли! — даже не думая сдерживаться, вскричала она. — За тысячу драхм можно купить всё ваше поместье вместе с вами, дурачье деревенское!
Барсина еще не поняла, насколько всё серьезно, и не стесняется в выражениях.
Вижу, как на её оскорбления в глазах бородача промелькнула ледяная безжалостная искра, и мне уже ясно, что нас не собираются оставлять в живых. Сумма специально названа такой высокой. В случае отказа это послужит поводом для начала резни, а в случае попытки откупиться они увидят, где мы прячем деньги.
«Дело пахнет керосином!» — вспыхивает в голове испуганная мысль, и я быстро прохожусь глазами по фигурам грабителей.
Все — рослые, здоровенные мужики; у каждого на поясе широкий тесак, наподобие тех, что носят наши Самир и Торсан. Брони и шлемов, к счастью, нет! На слегка заплывших жирком волосатых телах — лишь грязные хитоны, подвязанные обыкновенной верёвкой.
Из всей банды выделяется только сам эргастерий. У него чистая, даже я бы сказал, выглаженная одежда, широкий кожаный пояс с бронзовыми бляхами, а вместо тесака — ножны с армейским обоюдоострым мечом.
«Все пятеро привычны убивать, — читаю это по сально-предвкушающему выражению их лиц, явно не обременённых интеллектом. — Положат нас всех, и ни у кого из них ничего не ёкнет в душе!»
Барсина разошлась не на шутку, кроя грабителей почём зря, и их главарю это, наконец, надоело.
— Заткнись, сука! — Он зло рявкнул на неё, и та в момент осеклась.
С ней никогда и никто так не разговаривал, и подобная откровенная грубость разом прояснила ей мозги, и она поняла, к какой развязке движется дело. Мгновенно навалившийся страх, как обычно, загнал её в состояние полного ступора, а главарь Парменид осклабился и ещё раз с удовольствием повторил: