Я видел Энея в драке на рынке, видел, как учитель дрался на песке ристалища, и вот теперь могу оценить его в настоящем бою.
Здоровяк с расцарапанной мордой явно умеет держать меч. Он не ждёт нападения и атакует сам. Один замах, второй…! Эней держит дистанцию, уклоняясь от ударов. Надсмотрщик ярится, скалясь во весь рот.
— Что, гадёныш, страшно⁈ — Он всё больше и больше верит в свои силы и рвётся покончить с противником.
Ложный замах и атака с яростным криком:
— Сдохни, однорукий!
От такого удара уже не увернуться, и Эней принимает его на свой тесак. Железо высекло искру о железо, две силы упёрлись друг в друга! Кто в этот миг уступит, тот и проиграл.
Заскрежетав зубами, расцарапанный здоровяк надавил всем телом. Он словно гора навис над греком, и в этот момент я вижу, что Парменид выбрался-таки из плена подушек и спрыгнул с повозки. Ещё миг — и он ударит Энею в спину!
Думать тут некогда! В памяти, как вспышка, проносится кадр из далёкого детства. Я с другом против парня постарше из соседнего двора. Он уверен в своём превосходстве и ведёт себя вызывающе, но у нас своя техника. Мой друг кидается ему сзади под ноги, а я толкаю спереди. Крепыш падает на спину, а мы бросаемся на него сверху и молотим изо всех сил!
Из этой вспышки воспоминаний в сознании остаётся только одно: маленький и слабый может остановить большого и сильного, если…!
Это оформляется в мозгу как разумная мысль, когда я уже лечу в ноги Пармениду. Волосатая нога в тяжёлой сандалии врезается мне в бок, и вся масса огромной фигуры по инерции валится через меня на землю. Рука надсмотрщика до последнего держится за меч и не успевает амортизировать падение тела. Грузная масса опрокидывается в дорожную пыль, и широкий нос с бородатой харей принимают на себя всю тяжесть падения.
Под победный грохот достаётся и мне. Ноги Парменида рушатся на меня, как два огромных бревна. Прилетает по уху, по рёбрам, но я на таком адреналине, что не чувствую боли. Сжавшись в калач, вижу, что Эней воспользовался подаренными ему мгновениями.
Нога грека ударила нависшему горой здоровяку прямо в кость голени, и тот на миг обмяк от боли. Этого хватило! Эней отбросил оружие противника, и в ту же секунду его тесак прошёлся по животу грабителя, распарывая его, как набитый мешок.
Бум, бум, бум…! Грохочет сердце в моей груди, а пришедший в себя Парменид уже пытается вскочить на ноги. Его волосатые лодыжки прямо надо мной, и я хватаю одну из них и вцепляюсь в неё руками и зубами. Впиваюсь как собака, по-настоящему, до вкуса крови и мяса.
— Аааа! — ревёт надо мной живая гора, и гигантская рука клещами стискивает мою шею. Чувствую, как бессильно разжимаются мои зубы, и рот отчаянно хватает исчезающий воздух.
Чудовищная сила поднимает меня над землёй и бросает куда-то в дорожную пыль. Руки, ноги — всё в кучу! Полотно дороги летит мне навстречу, моё тело кубарем катится по каменисто-песчаной земле и… Темнота!
Прихожу в себя под заливистый плач Барсины и её надрывный крик:
— Геракл, сыночек! Очнись! — Зажав мою голову, она качается вместе с ней так, что меня сразу же начинает тошнить.
К моей радости, увидев мои открывшиеся глаза, она перестаёт качаться, оглашая весь мир радостным воплем:
— Очнулся! Хвала вам, всемилостивейшие боги! Очнулся!
Надо мной тут же склоняются лица Энея и Мемнона, за ними толпятся остальные, и я вижу их радостные улыбки. Меня до слёз пробирает написанное на лицах всеобщее счастье, и, чтобы не впасть в излишнюю сентиментальность, я нахожу спасение в иронии.
«В этой умилительной картине для полного комплекта не хватает только морды моего коня!» — бормочу про себя и, словно услышав меня, огромная голова Софоса просунулась между человеческими лицами.
Влажные добрые глаза лошади смотрят мягко и ободряюще, а его мягкие губы тянутся ко мне под всеобщий радостный смех и крики:
— Гляди-ка, и коняка тоже… Вот ведь умняшная скотина!
Пошевелившись, ощущаю свои руки и ноги. Немного саднят многочисленные ссадины, но в целом всё в порядке: руки-ноги на месте и функционируют исправно.
Голова тоже приходит в норму, и я делаю попытку выбраться из цепких объятий «мамочки».
Та тут же начинает на меня шикать:
— Тихо, тихо, тихо…! Геракл, полежи ещё! Не торопись, ты пока слишком слаб! — Она вновь начала меня качать, и это уже всё, перебор!
Отвожу её руки и приподнимаюсь. Немного мутит, но я всё-таки встаю на ноги. Чутка покачивает, но, в принципе, терпимо. Оглядываюсь по сторонам. Четыре трупа в лужах ещё не впитавшейся в землю крови лежат там, где и лежали.