«Сейчас он торопится в Вавилон и собирается донести Пердикке об измене, но в его голове наверняка полно сомнений, — мысленно заключаю свои размышления. — На чью сторону встать? Сохранить верность царской семье или перейти в лагерь Антипатра⁈ Оба варианта для него туманны, но тут важно другое. Следует напомнить ему о себе, а заодно проверить, насколько сильно он поверил мне полгода назад. Если поверил, то, узнав, что я в городе, он обязательно захочет узнать мнение покойного царя и по сегодняшним проблемам».
Я не хочу ничего менять в текущих событиях; Эвмен мне будет нужен не завтра и не послезавтра, а через пять лет. И тут очень важно, чтобы к тому времени он в полной мере осознал мою ценность и значимость. Для этого необходимо регулярно появляться в его жизни, особенно в такие вот переломные моменты.
«Появляться и своими пророчествами направлять его в ту точку, в которой он и так должен оказаться в нужное мне время». Я улыбнулся своей витиеватому заключению. «Нельзя же будет потом возникнуть из неизвестности и ошарашить: „Здравствуйте, я ваш царь!“»
Последняя мысль меня совсем развеселила, и, подняв взгляд на замолчавшего Гуруша, я ошарашил его вопросом:
— А можно ли сделать так, чтобы Эвмен невзначай узнал о моем присутствии в городе?
Делаю особое ударение на слове «невзначай» и поднимаю на него многозначительный взгляд.
Тот, постояв пару секунд с каменной физиономией, удивленно посмотрел на меня, а затем задумчиво выдал:
— Можно, но тогда надо бы поторопиться!
Глава 13
Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э
Зачем нам следует торопиться, — Гуруш не успел объяснить, — как из темного квадрата лаза показалась кудрявая голова Ареты.
Глядя на нее, Гуруш осекся на полуслове, а та, ничуть не смутившись, стрельнула в меня глазами.
— Я на рынок сейчас иду! Петра послала меня купить фруктов для госпожи.
Она замолчала, глядя на меня, и я с трудом сдерживаю раздражение.
— Так иди, раз послали! Чего ты сюда приперлась?
Грубо, но эта девчонка уже начала меня доставать. После того как я бросился в ноги грабителю, ее отношение ко мне кардинально изменилось. Ее снисходительное высокомерие (она старше меня на два года) сменилось какой-то нездоровой симпатией.
Мне все эти подростковые игры во влюбленность на хрен не нужны, но и сильно обижать девчонку тоже не хочется. Все-таки у нее одна психологическая травма за другой: то мать погибла, то чуть не изнасиловали!
Я уже жалею, что выбрал для себя уж слишком демократичную и простую форму общения с обслугой. В результате все наши рабы, чуть что, идут ко мне со всеми своими проблемами: кому прочитать что, кому объяснить, на кого Барсина наорала и пообещала продать в каменоломни. Вежливо, с неизменным добавлением «юный господин», но они все больше и больше садятся мне на шею, а Арета так вообще относится ко мне как к своему приятелю и иначе как по имени ко мне не обращается.
Барсина уже не раз ругала меня за это, неизменно добавляя, что я слишком мягкий и порчу рабов таким отношением.
«Может, действительно, права „мамочка“! — в который уже раз приходит мне в голову эта мысль. — Взять и один раз напомнить всем, что во мне течет кровь персидских и македонских царей, и пусть все идут лесом со своими просьбами и симпатиями!»
Все эти мысли, наверное, отобразились на моем лице, потому что Арета слегка озадачилась.
— Ты чего, Геракл, не с той ноги встал? Чего такой бука⁈ — Она вдруг расплылась в обаятельной улыбке. — Мне же страшно одной-то идти! Вот думала, проводишь!
От такого неприкрытого вранья я даже слегка растерялся.
«Страшно⁈ Могла бы придумать чего-нибудь подостоверней. Она же всю жизнь на Вавилонском рынке прожила, а он-то пострашнее местного будет!»
В этот момент Гуруш склонился к моему уху и зашептал:
— Эвмен уезжает завтра с рассветом, а сегодня, я слышал, его доверенный раб Карим должен к полудню зайти к скорняку за сбруей, кою отдал в починку. — Он многозначительно посмотрел на небо и добавил: — Я пойду, а то пропущу его и не успею выполнить ваш наказ, молодой господин!