Рука уже устала, но я стараюсь держать прежний темп — двенадцать стрел в минуту.
Спросите, как я это считаю⁈ Да просто! На каждый колчан Эней переворачивает песочные часы, и они полностью пересыпаются где-то за три минуты. На счет, конечно!
За это время я должен расстрелять полный колчан в тридцать пять стрел. Отсюда, чисто для себя, я и считаю количество стрел в минуту, ибо в моем сознании по-прежнему живут минуты, метры и килограммы, что доставляет мне массу неудобств. Ведь все местные системы мер я автоматически стараюсь пересчитать в СИ, а надо бы уже вжиться в роль «по-настоящему» и на уровне подсознания мерить все, как местные, — стадиями, локтями, минами и талантами. Правда, есть одна закавыка! В эту древнюю пору еще не озадачились точным измерением времени. Нынешнее человечество вполне удовлетворено делением на годы, месяцы и дни, и лишь кое-где, я слышал, добрались до деления дня на часы. Так что с измерением времени все равно придется держаться за старые привычки!
Колчан пуст, и, подавая следующий, грек переворачивает часы. Чутка запаздываю! Натертые тетивой пальцы уже горят, рука отяжелела, и разброс пошел куда больше. В цель прилетает лишь каждая пятая, но это тоже терпимо. Я на лавры Робин Гуда пока не претендую.
Последние тридцать пять стрел пошли уж совсем неважно. Сегодня я что-то не в форме. К концу рука уже начала дрожать, и соломенное чучело пронзило лишь три стрелы из тридцати пяти.
Колчан пуст, и я с облегчением выдыхаю.
«Хорошо, что хоть выше забора не запустил, — успокаиваю себя. — Не опозорился, совсем уж в молоко-то!»
Едва успеваю так подумать, как слышу откуда-то сбоку мальчишеский голос:
— Мазло! Стрелять научись сначала!
Поворачиваю голову и вижу пятерых сорванцов, сидящих на большом валуне, что стоит у края стрельбища. Старшему лет четырнадцать, а младшему примерно как и мне. Кричал, естественно, тот что постарше, — чернявый и длинноволосый, он явно вожак в этой стае.
Как я уже говорил, мы здесь всего третий день и еще не обвыклись. Чьи это дети, я понятия не имею. Тут у нас сложная система хозяйствования. Есть земля, которую обрабатывают рабы, а есть та, что сдается в аренду. Арендаторы тоже разные. Большая часть — из свободных крестьян, но немало и из вольноотпущенников. Так что народ вокруг самый разный, и чья это пацанва, сказать трудно.
Эней, недолго думая, шикнул на них:
— А ну, пошли отсюда! Жив…
Обрывая на полуслове, придерживаю его за рукав:
— Погоди, не гони!
Делаю шаг в сторону вскочивших пацанов и обращаюсь к главарю. Негромко, но так, чтобы все слышали.
— Считаешь мазло, так возьми, сам попробуй! — Протягиваю ему лук. — Сделаешь лучше меня — соглашусь, а нет… Тогда придется тебе извиниться!
— Перед кем⁈ Перед тобой, что ли⁈ — Начинает сразу же гнуть понты чернявый, но мое детство тоже не со скрипкой в руках прошло.
Вызывающе усмехнувшись, враз беру малолетнего главаря на слабо:
— Так что, стреляешь или ты тока базарить мастак⁈
Покраснев, тот резко соскочил с камня.
— Давай! — Он вытянул ко мне руку. — Сейчас покажу тебе, как стрелять надо!
Его банда радостно зашумела, и чернявый кивнул им:
— Ну-ка, пацаны, тащите стрелы!
Четверка мальчишек бросилась к мишени, а их главарь встал к рубежу. У меня уже целый год тренировок за плечами, а это — опыт! Одного взгляда на готовящегося стрелка мне хватило, чтобы понять: этот парень никогда не держал лук в руках. Кому-то это может показаться странным; казалось бы, крестьянский парень должен увлекаться охотой — ведь с едой в деревнях туго, а тут, как-никак, добыча и прибыль к столу, — но это иллюзия.
Хороший лук, как я уже убедился, — вещь дорогая, а из дешевой самоделки даже в утку не попадешь; те же силки куда дешевле, проще и эффективней. Да и македонская власть не жалует оружие в крестьянских домах — ведь это, как ни крути, завоеванная территория. Так что лук — это оружие профессиональных охотников и воинов, но никак не крестьянства.
Смотрю, как стая принесла своему вожаку стрелы, и тот, неумело наложив стрелу, попытался натянуть тетиву. То, что это не так просто, как ему представлялось, стало для него неприятным сюрпризом и отразилось на лице изумленной гримасой.
Приложив максимум усилий, он все же натянул тетиву и, держа все тело в напряжении, стал выцеливать мишень. Потратив на это все силы, он спустил стрелу в тот момент, когда левая рука уже дрогнула от напряжения.
Просвистев, стрела пошла высоко вверх и ударилась в гранитную скалу далеко от верхнего края соломенного забора. От удара стрела сломалась, а парень, горячась, закричал: