Картина была настолько комичной, что вызвала улыбку не только у меня, но и у Энея. А вот массагет не нашёл ничего забавного и пожал руку Мемнона с самым серьёзным видом.
После такого скрепления договора мы отправились за работорговцем и нашли его сидящим на камне в тени храмовой стены.
Договариваться от нас взялся Мемнон. Он подошёл к финикийцу и сходу допустил величайшую глупость, заявив, что мы берём раба.
— Сколько ты просишь за него? — спросил Мемнон после этого, и я понял, что сейчас нам влупят по максимуму.
Так и случилось! Работорговец тут же повёл носом, словно реально почуял запах шальных денег.
— Три мины! — без тени сомнения выдал он, чем заставил Мемнона поперхнуться.
— Ты что, ошалел! Ты же сам говорил, что раб никчёмный! — начал он давить торговцу на совесть, но, как известно, таковой субстанции у них отроду не бывает.
— Мало ли, что я говорил! — тут же отрезал финикиец. — Зато какой он сильный! Его вместо быка можно впрягать!
Они так препирались, пока не охрипли, а я спокойно стоял и слушал, зная, что вмешиваться сейчас глупо. Лишь дождавшись, пока оба окончательно выдохнутся, я спросил у торговца:
— Скажи мне, уважаемый, правильно ли я понимаю… — Перехватив внимание финикийца, я продолжил. — Что за неоднократный побег суд города Пергама приговорит этого раба к распятию?
Дождавшись кивка торговца, я чуть улыбнулся.
— Значит, если этого массагета никто не купит сегодня, то завтра с рассветом его распнут на кресте у восточных ворот и ты ничего на нём не заработаешь⁈
Торгаш уже почуял недоброе, но на мою очередную паузу всё же кивнул. Тогда я всё с той же улыбкой на губах назвал свою цену.
— Дам тебе за него три драхмы, и то только из уважения к твоему нелёгкому труду.
Мой намёк был очевиден, но, всё равно, уменьшенная сразу в сто раз цена прозвучала ошеломляюще. После моих слов наступила полнейшая тишина, а на лице финикийца проявилось выражение крайнего изумления.
— Кто этот ребёнок? — Слегка ошарашено он обратился почему-то к Мемнону. — Кто он?
Торговца можно понять: одиннадцатилетние дети тут так не разговаривают, тем более так умело и логично не припирают к стене.
Вопрос финикийца Мемнон воспринял буквально и, не без гордости, заявил:
— Это сын Великого Александра и Барсины, дочери Артабаза!
— Аааа! — протянул торговец, словно моё происхождение ему всё объяснило. — Тогда понятно!
Не дав ему времени на раздумье, я повторил цену.
— Три драхмы!
— Неее! — замотал головой финикиец. — Это несерьёзно!
Тогда я развернулся и потянул Мемнона и Энея за собой.
— Пойдёмте, а по пути зайдём в таверну Никоса. Вы выпьете там по чаше вина, а я расскажу людям новую притчу про торговца, что так хотел заработать три мины, что ослеп и прошел мимо трёх драхм!
Я сказал это нарочито громко, чтобы финикиец услышал, и, не оборачиваясь, потянул своих спутников за собой. Мы успели сделать только два шага, когда в спину мне донесся голос торговца.
— Пять!
— Четыре! — ответил я, чуть сбавив шаг, и ожидаемо услышал:
— Ладно, забирай!
В общем, через несколько дней на городском рынке на выделенном нам месте появилась палатка, где был разложен наш товар: пучки стрел по пять штук в каждом и два доспеха. Третий висел на деревянном манекене, а рядом с ним стоял ещё один деревянный обрубок, но уже одетый в кожаный формованный доспех.
Эней начал громко зазывать прохожих взглянуть на испытание нового доспеха, и, как я и ожидал, публику уговаривать не пришлось. Не избалованные развлечениями горожане мигом собрались у лавки, и Экзарм с тридцати шагов пустил стрелу из моего композитного лука сначала в кожаный доспех, а потом в бригантину.
Стрела прошила кожаный панцирь, войдя в него по самое оперение, и, порвав ткань на бригантине, отскочила от железной пластины.
Экзарм принёс оба доспеха и под заинтересованные восклицания продемонстрировал результат. Потом Эней показал удар мечом, и наш доспех вновь не ударил в грязь лицом.
— Прям не хуже настоящего панциря гоплита! — удивлённо выкрикнул кто-то из толпы, и Мемнон, как было условлено заранее, тут же добавил:
— Зато стоит в полтора раза дешевле! Вместо пятисот, что стоит полный бронзовый доспех, мы просим всего лишь триста!
После демонстрации, к моему величайшему разочарованию, никто не бросился покупать наши бригантины, а после озвучивания цены даже пошла критика.
— Уж больно неказист!
— Да я в нём буду как пугало на поле!
Мы провели ещё одну рекламную демонстрацию, и народ радостно глазел, но так никто ничего и не купил. Когда же я в сердцах приказал прекратить показательные выступления, то народ и вовсе разошёлся.