— Царь Персии Артаксеркс III тогда сильно разгневался на него, — всё так же задумчиво продолжил старший брат, — и в гневе разослал по всем малоазиатским городам свой эдикт, в котором лишал нашего отца всех чинов и имущества. Эта земля как раз и была тогда в собственности нашего отца.
Шираз замолчал, и тут «мой сводный братец» нетерпеливо поправил его:
— Все знают, что потом царь простил его и всё вернул!
Барсина немедленно закивала, соглашаясь, а Шираз только покачал головой.
— Во-первых, не всё, а во-вторых, это уже другой документ, которого у нас нет. Если у Аристомена есть тот царский эдикт о лишении нашего отца всего имущества, он может пойти с ним в суд и потребовать от ареопага отобрать эту землю в пользу города.
Мне все это удивительно слушать, и в конце концов я не выдерживаю:
— Подождите! Мне одному что ли непонятно, как могут действовать эдикты уже давно не существующего царства⁈
Все трое «моих родственников» посмотрели на меня с таким изумлением, словно увидели говорящую собаку. До сего дня из-за прошлых обид они у нас в доме не бывали и дел со мной не имели. И если «мамочка» и прочие домочадцы уже малость попривыкли к моей манере речи и прочим странностям, то с остальными людьми я стараюсь разговаривать как можно реже. Сегодня я тоже по большой части молчал, а если и требовалось, то отвечал односложно. Возможно, братьям Барсины и Фарнабазу даже показалось, что их родственничек слегка туповат, но сейчас, когда я так неосторожно ослабил контроль, моя фраза резанула их по ушам. В это время четырнадцатилетний подросток так не разговаривает и подобными словами не оперирует.
Минуту изумленного затишья прервала Барсина:
— Мой мальчик прав! Какого черта вы притянули сюда какой-то эдикт Артаксеркса⁈ Может, еще законы Хаммурапи вспомним⁈
Вмешательство «мамочки» помогло, и Шираз тут же переключился на нее:
— Женщина, не говори о том, чего не понимаешь! — Он укоризненно уколол ее взглядом. — На сегодняшний день в державе Великого Александра действуют как законы Македонии, так и законы бывшего Персидского царства.
Он на миг замолчал, и я вновь не удержался от вопроса:
— Как такое возможно? Победители приняли законы побежденных⁈
Три пары мужских глаз тут же резанули меня молчаливым возмущением, и я подумал, что про победителей и побежденных, пожалуй, ввернул зря. Артабаз хоть и признал власть Македонского царя и служил ему верой и правдой, но его сыновья — плоть от плоти цвет персидской аристократии.
В полной мере наградив меня молчаливым осуждением, Шираз все-таки пояснил:
— После победы при Гавгамелах, когда вся бескрайняя Персидская держава попала под власть Александра, он внезапно столкнулся с непредвиденными трудностями. Те законы, что обеспечивали порядок в маленькой Македонии, никак не могли разрешить все неисчислимые противоречия огромного царства. Что ему было делать? Писать новые законы и устанавливать их на вновь завоеванной земле? На это потребовались бы годы, а Александр не хотел останавливаться. Он рвался к границам Ойкумены и решил эту проблему так же быстро, как и все прочие, — одним «гениальным» росчерком пера. Александр своим указом оставил в силе как старые законы Персидского царства, так и новые, македонские, дав право своим наместникам и местным властям решать, какими законами следует руководствоваться в каждом конкретном случае.
Тут Шираз криво усмехнулся:
— Так что в одном Аристомен прав: если ареопаг Пергама признает, что в этом случае применение эдикта Артаксеркса уместно, то он будет признан законным, а его исполнение — обязательным.
— И что, — тут же не утерпела Барсина, — ареопаг примет его сторону⁈
Горькая усмешка вновь скривила лицо старшего брата, а его взгляд, пройдясь по моему лицу, вернулся к сестре.
— К сожалению, да! После того как твой сынок лягнул в лицо Антигоновского наследника, мы в этом городе — отверженные. Все отвернулись от нас и боятся запятнать себя знакомством с нами. В деле против тебя, Барсина, Аристомен легко получит большинство в ареопаге. Тут ничего не поделаешь, скажи спасибо своему сыну!
Он глянул на меня, и его глаза вдруг наполнились добрым смехом.
— Хотя весь город до сих пор вспоминает тот случай и с большим удовольствием смеется над этим выскочкой Деметрием и его отцом. Пергамцы, как и все малоазиатские греки, любят этих заносчивых македонских пастухов еще меньше, чем мы, персы!
— Не любят, но все равно поддержат Аристомена! — зло процедила Барсина, а Шираз лишь развел руками.
— А что ты хочешь⁈ Все знают — Аристомен человек Антигона, никто не захочет с ним связываться. Особенно из-за нас!