Вижу, как сжались кулаки Барсины, и она обвела братьев жестким взглядом.
— Значит, вы не поможете⁈
Под прицелом ее требующих ответа глаз они молчат, стараясь не смотреть на сестру. Фарнабаз тоже молчит, он не самостоятелен и полностью зависит от Шираза.
Мне все понятно! В такой ситуации ждать от кого бы то ни было помощи не стоит; тут каждый сам за себя и, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Вступишься за сестру — глядишь, и сам под замес попадешь!
Не найдя у братьев поддержки, «мамочка» как-то враз обмякла и обреченно опустила голову. Видно, что она сильно рассчитывала на их помощь, и особенно на старшего Шираза, ведь он не последний человек в совете Пергама.
Пергам — греческий полис на Малоазиатском побережье. Полис, то бишь город-государство, где власть представляет выборный совет «лучших» людей города. Де-юре этих людей избирает народ полиса, но де-факто эти выборы — такая же фикция, как и в нашем далеком двадцать первом веке. Все уже давно куплено, голоса прикормлены и поделены. На деле город Пергам — это классический образец олигархической республики, где в совет Тридцати шести, или ареопаг, входят только представители самых влиятельных и богатейших фамилий полиса. Наша фамилия — одна из них, но в свете разгрома Персидской державы, понятное дело, персидская партия ныне не на вершине. Нынче всю власть прибрал клан Тарсидов и их старейший представитель Аристомен, архонт и председатель ареопага Пергама. Он удачно подсуетился во время приезда Антигона: собрал ему приличную сумму, обещал провести набор в войско, и одноглазый сатрап Великой Фригии оставил его в городе своим наместником. После этого ссориться с Аристоменом стало еще опасней. Поспоришь с кланом Тарсидов, а окажешься вдруг врагом Антигона и всей Македонии.
Мне искренне жаль «мамочку», она выглядит по-настоящему подавленной, но главную беду я вижу в другом. Потеря этой части поместья грозит мне утратой львиной доли доходов, и это в то время, когда дело неуклонно движется к роковому рубежу.
Глядя на мрачно замолчавших гостей, начинаю лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации.
«Эта сволочь Аристомен, — как бы ни мрачна была перспектива, не могу удержаться от иронии, — посягнул, можно сказать, на самое святое — на мои деньги!»
А это действительно на сегодняшний день почти самое главное. Ведь если я не сумею сохранить свои доходы, то не смогу содержать даже набранную мною сотню всадников, не говоря уж про большее. Через год начнется так называемая вторая война диадохов, и, если я хочу остаться в живых, мне надо быть к ней готовым. То бишь иметь под рукой реальную силу, на которую можно будет опереться в нужный момент!
В моих планах та сотня парней, что имеется у меня сейчас, — это костяк будущей конной армии, что мне еще предстоит набрать. Начать набор я рассчитывал здесь, в Пергаме, а сейчас выходит, что под угрозой не только мои деньги, но и возможность набора воинов. Ведь трудно представить, что, отобрав у меня половину поместья, Аристомен успокоится и позволит набирать людей на земле Пергама.
Произнеся еще раз имя Аристомена, я вдруг почувствовал, что кажущаяся неразрешимой задача имеет простое, но весьма действенное решение.
«А ведь точно, — чуть было не воскликнул это вслух, — проблема не глобальна, а очень и очень конкретна и упирается всего лишь в жадность и нечистоплотность одного человека. Как там говаривал вождь народов — любая проблема всегда имеет четкие имя и фамилию! Не будет Аристомена — не будет и головной боли!»
В этот момент я осознал, что думаю об убийстве человека и, к своему удивлению, не обнаружил в глубине своего сознания ни малейших угрызений совести или моральных противоречий.
«Интересно, — не могу оставить сей факт без внимания, — я всегда был таким испорченным или сей жестокий век меня так изменил?»
На всякий случай исподволь оглядываю своих собеседников — не у одного меня появилась эта крамольная мысль или все присутствующие поддались искушению? С одного взгляда выдать безоговорочный вердикт не возьмусь, но мне кажется, что ни моя «мамочка», ни два ее брата ни о чем таком в сей миг не подумали.
«Выходит, — саркастически хмыкаю про себя, — из нас четверых самый испорченный здесь я! Выходец из двадцать первого века, называющий это время жестоким и бесчеловечным! Парадокс! Или просто мы, люди будущего, намного циничней и лицемерней? Вечно хотим прикрыть свое гнилое нутро какой-нибудь красивой идейкой или высокой целью!»
Тут мне приходит в голову, что, собираясь вступить в борьбу за престол, я изначально планировал убить тысячи людей на поле боя, сражаясь с армиями других претендентов, и тогда у меня никаких моральных вопросов не возникало. Почему⁈