— Не понимаю, как то, о чём ты говоришь, может мне навредить или, того хуже, угрожать⁈ Мало ли грязных сплетен ходит по городу! Я занятой человек, и у меня нет времени выслушивать всякую ерунду! Что там купил племянник или какая-то Алтея — меня не касается. Это их личные дела, как и любого гражданина Пергама.
Пока все шло точно по моему сценарию, словно бы Эвит тоже его читал и запомнил так же хорошо, как и Шираз. Мы пришли в дом казначея, дабы припугнуть его тем беззастенчивым казнокрадством, что он позволил себе в последнее время. Мои шпионы проследили все эти покупки, а связать траты на них с поступающими в городскую казну деньгами оказалось совсем нетрудно. Деньги собирались со всех горожан как дополнительный налог на оборону, но все знали, что они шли на наем и вооружение тех двух тысяч воинов, что безвременно почивший председатель обещал послать в войско Антигона. Их воинский лагерь стоял совсем недалеко от нашего поместья, и, едва я получил донесение о тратах господина казначея, то первым делом сравнил вооружение, что имелось в лагере, с тем, что красовалось в тех отчетах, кои смог предоставить мне Шираз. Разница впечатлила, и тогда я довольно усмехнулся.
«Ну что, господин казначей, вот вы и приплыли!»
А в тот вечер, в доме Эвита, роль обвинителя мы предоставили Ширазу, и тот, надо сказать, делал это не без удовольствия.
— Конечно, многоуважаемый Эвит, — продолжил он не торопясь, явно наслаждаясь моментом, — расходы гражданина Пергама — это всегда личное дело гражданина, за исключением тех случаев, когда тот путает государственные деньги со своими личными.
Казначей тут же разразился наигранным возмущением.
— На что это ты намекаешь, уважаемый Шираз? — Он прошелся по нам грядным взглядом, на что Шираз ответил невозмутимой улыбкой.
— Ну что ты, уважаемый Эвит, никаких намеков! Я только хочу, чтобы ты взглянул вот на этот документ. — Он развернул свиток, но вместо того, чтобы передать его хозяину дома, начал читать:
— Из казны города Пергама на вооружение трехсот гоплитов выделено семь с половиной талантов золота, или четыреста пятьдесят мин серебра, или одиннадцать тысяч двести пятьдесят коринфских тетрадрахм. — Он поднял голову и обвел всех взглядом, словно бы спрашивая, до всех ли дошла значимость названной суммы. Выдержав непродолжительную паузу, он продолжил тем же монотонным голосом:
— На вооружение одной тысячи семисот фалангитов город выдал восемнадцать талантов золотом или…
Не выдержав, Эвит оборвал гостя.
— Ну хватит! Я и сам знаю, сколько и на что дал город! Зачем ты мне все это перечисляешь⁈
Всё также невозмутимо Шираз поднял на него взгляд.
— А ты не догадываешься⁈ — в его голосе прорезались угрожающие нотки. — Пояснить⁈
— Да уж поясни, поясни! — Эвит вскочил с кушетки и нервно заходил из стороны в сторону. — А то ведь в твоих словах мне слышится какой-то скрытый смысл! Неужто ты угрожаешь мне, Шираз⁈ В моем собственном доме⁈
— Да упаси меня боги! — Шираз склонил голову в сторону домашнего алтаря. — Какие угрозы! Я лишь говорю о том, что если какой-нибудь гражданин Пергама захочет поехать в военный лагерь, то к своему удивлению вместо трехсот гоплитов он обнаружит там всего сотню. Представляешь⁈
Теперь голос Шираза наполнился откровенной язвительностью.
— Какая простая и незамысловатая схема! Вооружение фалангита обходится в шестьдесят драхм, а гоплита — в сто пятьдесят. Давайте-ка посчитаем! Если вооружение двухсот гоплитов заменить на вооружение такого же количества фалангитов, то можно положить в карман аж восемнадцать тысяч драхм серебром или целых три таланта золотом, а это ведь почти восьмая часть всех средств, что собрал город на войско для Антигона! — Он вдруг резко вцепился жестким взглядом в глаза казначея. — Не находишь, что это многовато даже для тебя, Эвит⁈
Выдержав взгляд гостя, Эвит вдруг растянул рот в нагловатой усмешке.
— И что⁈ — Он с показным спокойствием плюхнулся обратно на свой лежак. — Предположим, в твоих словах, Шираз, не все ложь! Ну и что⁈ Что ты сделаешь⁈ Твои обвинения еще надо доказать, а совет не одобрит расследование против меня. Сейчас Никанору слишком нужен мой голос в ареопаге!
На этот выпад Шираз ничего не ответил, а на его лице появилось выражение легкой растерянности.
Уверенность казначея в своей безнаказанности смутила его настолько, что он несколько потерялся. Мы рассчитывали, что страх разоблачения напугает Эвита, и весь наш дальнейший разговор строился именно на этом. Теперь же, когда главный козырь оказался битым, Шираз не мог отыскать ничего, что можно было бы противопоставить наглой самонадеянности хозяина дома.