— Я уже безуспешно разорвал один брак, связавший меня с королем Франции, — объяснил дон Педро. — Теперь я не могу порвать другой брак, что связывает меня с семьей Кастро…
«Отлично! — подумал Мотриль. — Если в его сердце нет настоящей любви, то нечего бояться чьего-либо влияния; остается лишь занять место, если не на троне, то хотя бы в постели короля Кастилии».
— Ладно, хватит об этом, — сказал дон Педро. — Ты говорил, что хочешь сообщить мне нечто очень важное.
— Ну да! Просто мне осталось сообщить вам одну новость, которая освобождает вас от необходимости выказывать уважение к Франции.
— Что за новость? Говори!
— Сеньор, позвольте мне сперва сойти вниз, чтобы отдать кое-какие распоряжения людям, охраняющим во дворе носилки, — попросил Мотриль. — Я беспокоюсь, ибо оставил в одиночестве особу, которая мне очень дорога.
Дон Педро с удивлением посмотрел на мавра.
— Ступай и возвращайся скорее, — сказал он.
Мавр спустился по лестнице и приказал занести носилки в ближний двор.
С высокой террасы дон Педро рассеянно наблюдал за действиями своего министра. Через несколько минут Мотриль вернулся.
— Надеюсь, ваше величество и на сей раз, как обычно, соизволит предоставить мне комнаты в алькасаре, — спросил он.
— Да, разумеется.
— Позвольте мне тогда ввести во дворец особу, которая находится в носилках.
— Это женщина? — спросил дон Педро.
— Да, сеньор.
— Рабыня, которую ты любишь?
— Моя дочь, государь.
— Я и не знал, что у тебя есть дочь, Мотриль.
Мавр промолчал; сомнение и любопытство закрались в душу короля, чего Мотриль и добивался.
— Теперь расскажи мне, что тебе известно о королеве Бланке, — велел дон Педро, вынужденный из-за важности этого дела снова спрашивать о том, что ему хотелось узнать.
VII
КАК МАВР РАССКАЗАЛ КОРОЛЮ ДОНУ ПЕДРО О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО
Мавр подошел к королю и, придав лицу выражение глубокого сочувствия (проявление этого чувства со стороны подначального больно ранило дона Педро), сказал:
— Прежде чем начать этот рассказ, государь, необходимо, чтобы ваше величество вспомнило те приказы, которые мне были даны.
— Рассказывай, я никогда не забываю то, что однажды приказал, — заметил дон Педро.
— Король повелел мне ехать в Коимбру, и я туда отправился; король повелел мне передать великому магистру, что ожидает его, и я сообщил ему об этом; король повелел мне ускорить отъезд великого магистра, и в день нашего приезда мы — я отдыхал всего час — двинулись в путь…
— Хорошо, хорошо, — перебил дон Педро, — я знаю, Мотриль, что ты верный слуга.
— Ваша светлость также сказал: «Ты должен будешь следить за тем, чтобы во время пути великий магистр никому не сообщил о своем отъезде». Так вот! Утром в день отъезда, великий магистр… Но я, право, не знаю, должен ли я, несмотря на повеления вашего величества, рассказывать вам о том, что произошло.
— Говори! Утром в день вашего отъезда…
— …великий магистр написал письмо…
— Кому?
— Той самой особе, которой, как и опасалось ваше величество, он мог бы написать.
— Королеве Бланке! — побледнев, вскричал дон Педро.
— Королеве Бланке, государь.
— Мавр! — сказал дон Педро. — Подумай о серьезности подобного обвинения.
— Я думаю лишь о службе моему королю.
— Берегись, если я достану это письмо! — угрожающе вскричал дон Педро.
— Оно у меня, — бесстрастно ответил мавр.
Дон Педро сделал шаг в его сторону, вздрогнул и отпрянул назад.
— Оно, действительно, у тебя? — спросил он.
— Да.
— Это письмо написал дон Фадрике?
— Да.
— Бланке Бурбонской?
— Да.
— Ну и где же оно?
— Я отдам его вашей милости, когда вы умерите свой гнев.
— Я? Разве я в гневе? — нервно усмехнулся дон Педро. — Я никогда не был более спокойным.
— Нет, государь, вы встревожены, глаза ваши горят возмущением, губы ваши бледны, а рука дрожит и гладит рукоятку кинжала. Почему вы должны скрывать свою тревогу, государь? Она совершенно естественна, а месть в таком случае законна. Вот почему, догадываясь, что месть вашей светлости будет страшна, я заранее пытаюсь смягчить ее.
— Дайте мне это письмо, Мотриль, — вскричал король.
— Но, ваша милость…
— Немедленно дайте письмо, сию же секунду, я требую! Мавр медленно достал из-под красного плаща охотничью сумку несчастного Фернана.
— Мой первый долг — повиноваться моему господину, что бы ни случилось потом, — заметил он.
Король осмотрел охотничью сумку, достал из нее вышитый жемчугом мешочек, развязал его и быстро схватил письмо. Печать с этого письма явно была сорвана; когда дон Педро увидел это, новая судорога исказила его черты; однако, ничего не сказав, он прочел:
«Госпожа, королева моя, король вызывает меня в Севилью. Я обещал писать Вам о важных событиях в моей жизни: это мне кажется решающим.
Что бы ни случилось, благородная дама и возлюбленная сестра, меня не устрашит месть доньи Падильи, которая, вероятно, и вызывает меня, если я буду знать, что Вы, столь любезная душе моей, находитесь вне ее посягательств. Мне неведомо, что меня ждет: наверно, тюрьма, возможно, смерть. Будучи в заточении, я не смогу больше Вас защитить, но если мне суждено умереть, то я пользуюсь той минутой, пока руки мои свободны, чтобы написать Вам, что и рука моя, покуда она не в оковах, и сердце, до последнего моего вздоха, будут принадлежать Вам.
Это, может быть, прощальное мое письмо, доставит Вам Фернан. Может быть, моя нежная королева и подруга, мы встретимся еще в этом мире, но на небесах мы наверняка будем вместе.
Дон Фадрике».
— Кто такой Фернан? Где он? — закричал дон Педро, мертвенно побледнев; смотреть на него было страшно.
— Фернан, сеньор, был пажом великого магистра, — абсолютно невозмутимым тоном ответил Мотриль. — Он ехал с нами; вечером, накануне нашего отъезда, он получил это письмо. Случаю было угодно, что той же ночью, переправляясь через Зезири, он утонул, и я нашел это послание на его мертвом теле.
Дон Педро не нуждался в объяснениях, чтобы понять Мотриля.
— Ах, вот оно что, вы нашли труп.
— Да.
— И все это видели?
— Конечно.
— Значит, никто не знает, о чем это письмо?
— Сеньор, простите мою дерзость, — ответил Мотриль. — Интересы моего короля взяли верх над скромностью, которую мне надлежало проявлять. Я вскрыл охотничью сумку и прочитал письмо.
— Его прочли только вы? Выходит, будто его не читал никто.
— Конечно, сеньор, раз оно попало в мои руки.
— Ну, а раньше?
— О сеньор, за то, что было раньше, я ручаться не могу, тем более, паж был не один со своим господином: с ними находился еще проклятый гяур… пес… какой-то христианин… Простите, государь.
— Кто этот христианин?
— Рыцарь из Франции, кого великий магистр называет своим братом.
— Вот как! — усмехнулся дон Педро. — По-моему, великий магистр мог бы иначе именовать своих друзей.
— Больше того! У него нет секретов от этого христианина, и не будет ничего удивительного, если рыцарь окажется посвященным в тайны пажа, и в таком случае о преступлении узнают все.
— Значит, великий магистр приезжает? — спросил дон Педро.
— Он едет следом за мной, сеньор.
Нахмурив брови, дон Педро какое-то время расхаживал по террасе, скрестив на груди руки и опустив голову, и было легко догадаться, какая страшная буря бушует в его сердце.
— Итак, надо начинать с него, — сказал он наконец мрачным голосом. — Кстати, это единственный способ действий, который мне может простить Франция. Когда король Карл V увидит, что я не пощадил родного брата, он не станет сомневаться в его виновности и простит меня за то, что я не пощадил и его свояченицу.