Семь годов прошли, и нынче Мне пора освобождаться.
Вы меня с собой возьмите,
И за это вам воздастся.
Буду вам, сеньор, женою Иль подругой — как хотите».[3]
Аженор больше не слушал; он вскочил, словно хотел стряхнуть с себя свои видения, и, вперив в платаны сада жадный взгляд, зашептал с лихорадочной надеждой:
— Аисса! Аисса!
XVII
КАК АЖЕНОР НАШЕЛ ТУ, КОТОРУЮ ИСКАЛ, А ГРАФ ЭНРИКЕ — ТОГО, КОГО НЕ ИСКАЛ
Аженор, твердо уверовав в то, что он слышал голос Аиссы, и поддавшись первому порыву, столь естественному для двадцатилетнего юноши, взял меч, накинул плащ и приготовился выбраться в сад. Но в тот момент, когда он уже перекинул ногу через подоконник, Аженор почувствовал на плече чью-то руку; он обернулся и увидел своего оруженосца.
— Сеньор, я всегда обращал внимание на то, — сказал Мюзарон, — что некоторые глупости, совершающиеся в этом мире, делаются тогда, когда люди выходят из дверей, но все остальные, то есть подавляющее большинство глупостей, делаются тогда, когда люди выскакивают из окон.
Аженор рванулся вперед; Мюзарон почтительно, но крепко, удержал его.
— Пусти меня! — приказал молодой человек.
— Ваша милость, я прошу у вас пять минут, — сказал Мюзарон. — Через пять минут вы будете вольны совершать все глупости, какие ни пожелаете.
— Ты знаешь, куда я иду? — спросил Молеон.
— Догадываюсь.
— А тебе известно, кто находится в саду?
— Мавританка.
— Там Аисса, как ты сам сказал. И неужели ты думаешь меня удержать?
— Это зависит от того, будете вы разумным или безрассудным.
— Что ты хочешь сказать?
— Что мавританка не одна.
— Да, конечно, она с отцом, который ни на минуту не оставляет ее.
— А разве отца не охраняет постоянно дюжина мавров?
— Ну и что?
— Как что? Они бродят в саду под тенью деревьев. Вы натолкнетесь на одного из них и убьете его. На крик прибежит второй, вы и его прикончите. Но примчатся третий, четвертый, пятый, завяжется схватка, бой, зазвенят мечи. Вас узнают, схватят, может быть, убьют.
— Пускай, но я увижу ее!
— Тьфу! Погибнуть из-за мавританки!
— Я хочу встретиться с ней.
— Я не могу помешать вам, но встречайтесь с ней без риска.
— У тебя есть такая возможность?
— У меня нет, но граф может ее вам предоставить.
— При чем тут граф?
— При том. Неужели вы думаете, что он меньше вашего интересуется присутствием Мотриля в Бордо, и, узнав, что мавр здесь, не проявит столь же большого желания, как и вы, выяснить, чем занимается здесь отец, тогда как вы желаете узнать, чем занята его дочь.
— Ты прав, — согласился Аженор.
— Ага! Теперь-то вы понимаете, — заметил довольный Мюзарон.
— Хорошо! Ступай разбуди графа. А я останусь здесь, чтобы не спускать глаз с этого огонька.
— Но хватит ли у вас терпения нас дождаться?
— Я буду слушать, — ответил Аженор.
Нежный голос продолжал звучать в ночи; ему вторили струны гузлы. Перед глазами Аженора был уже не сад в Бордо, а сад алькасара; перед ним был не белый дом принца Уэльского, а мавританский домик, увитый плющом. Каждый звук гузлы все глубже проникал в его сердце, постепенно наполнявшееся восторгом. Едва он почувствовал себя в одиночестве, как с шумом открылась дверь и вошел Мюзарон; за ним следовал граф, закутанный в плащ и державший в руке меч.
В нескольких словах дон Энрике был посвящен в суть дела. Аженор, ничего не утаивая, рассказал ему о своих прежних отношениях с прекрасной мавританкой и о дикой ревности Мотриля.
— Именно поэтому вы должны попытаться поговорить с этой женщиной, — сказал граф. — От нее мы узнаем больше, чем от всех шпионов на свете. Женщина, которую держат в рабстве, часто властвует над своим деспотом.
— Вы правы, правы! — вскричал Молеон, сгоравший от нетерпения мчаться к Аиссе. — Я готов выполнить приказы вашей светлости.
— Вы уверены, что слышали именно ее голос?
— Так же, как я уверен в том, что слышу вас, ваша светлость. Это ее голос доносится оттуда, он еще звучит в моих ушах и выведет меня на свет из мрака ада.
— Прекрасно! Но трудность в том, чтобы проникнуть в дом, не натолкнувшись на охрану.
— Мы тоже так думаем, ваша милость!
— Разумеется, я пойду с вами, понятно, что я буду держаться в стороне, чтобы дать вам свободно поговорить с вашей возлюбленной.
— В таком случае нам больше нечего бояться, ваша светлость. Два таких воина, как вы и я, стоят десяти христиан и двадцати мавров.
— Да, но они устраивают скандал, убивают и на другой день вынуждены бежать, принося в жертву пустому фанфаронству успех важного дела. Поэтому будем благоразумны, шевалье; вы должны встретиться с вашей возлюбленной, соблюдая необходимую осторожность. Главное, остерегайтесь потерять ваш кинжал либо в саду, либо в комнатах отца или ревнивого мужа. Я потерял женщину, которую любил больше всего на свете потому, что забыл свой кинжал в комнате дона Гутьере.
— Да, осторожность и еще раз осторожность! — пробормотал Мюзарон.
— Конечно, но проявляя чрезмерную осторожность, мы рискуем потерять Аиссу, — возразил Аженор.
— Успокойтесь, — сказал Энрике. — Даю слово принца, что, если я когда-либо взойду на трон Кастилии, первой я отниму у мавров Аиссу. А пока давайте побережем этот трон.
— Я жду приказаний вашей светлости, — сказал Молеон, едва сдерживая нетерпение.
— Вот и отлично, — заметил Энрике. — Я вижу, что вы солдат дисциплинированный и для вас же будет лучше находиться под моим началом. Мы офицеры и должны знать уязвимые места позиции. Спустимся в сад, осмотрим стены, а когда отыщем подходящее место, то перелезем.
— Послушайте, сеньор, — вмешался в разговор Мюзарон, — перелезть через стену будет нетрудно, потому что я видел во дворе лестницу. Поэтому все места у стены будут подходящими. Но за стеной караулят мавры с кривыми саблями, с лесом копий. Мой хозяин знает, что я не трус, но когда речь идет о жизни столь знатной особы и столь прославленного рыцаря…
— Не говори вместо графа, — перебил его Аженор.
— Мне нравится этот славный оруженосец, — сказал Энрике, — он осторожен и будет очень надежен в арьергарде. Перахо, вы с оружием? — громко спросил он, обращаясь к своему оруженосцу, который стоял в дверях.
— Да, ваша милость, — ответил тот, кому адресовался вопрос.
— Тогда идите за нами.
Мюзарон убедился, что возражать бесполезно. Он добился лишь того, что они вышли через дверь и спустились в сад по лестнице. Впрочем, как всегда, когда он принимал решение, Мюзарон смело принялся за дело. Во дворе действительно была лестница, которую он приставил к стене. Граф пожелал лезть первым, за ним последовал Аженор, потом Перахо; последним взобрался Мюзарон и убрал лестницу.
— Стереги лестницу, — приказал граф. — Своей осмотрительностью ты внушил мне полное доверие.
Мюзарон уселся на нижнюю перекладину; Перахо расположился шагах в двадцати поодаль, спрятавшись за смоковницей, а Энрике и Аженор пошли вперед в тени больших деревьев, которая, естественно, скрывала их от взглядов тех, кто мог стоять на свету.
Вскоре они подошли к дому так близко, что вместо умолкнувших звуков гузлы услышали вздохи музыкантши.
— Граф, подождите меня под сводом жимолости, — сказал Аженор, который был уже не в силах ждать, — не пройдет и десяти минут, как я поговорю с мавританкой и узнаю, зачем ее отец приехал в Бордо. Если на меня нападут, не подвергайте опасности вашу жизнь и возвращайтесь к лестнице. Я дам вам знать, крикнув: «На стену!»
— Если на вас нападут, — ответил Энрике, — то помните, шевалье, что, наверное, никто, кроме моего брата короля дона Педро и моего сеньора мессира Дюгеклена, не владеет длинной шпагой лучше меня. Тогда, шевалье, я докажу вам, что не хвастаюсь по-пустому.
Аженор поблагодарил графа, исчезнувшего в темноте, где глаза рыцаря не могли его разглядеть. Молеон направился к дому, который от леса отделяло пространство, озаренное луной. Он немного помедлил перед тем, как бросить вызов свету. Аженор уже был готов перебежать эту полосу, но в это мгновение боковая дверь дома со скрипом открылась и из нее вышли трое мужчин; они тихо беседовали. Тот, кто прошел совсем рядом с Аженором, который, оцепенев и затаив дыхание, прятался в тени платана, был Мотриль; его легко было узнать по белому бурнусу; рядом шел рыцарь в черных доспехах; третьему сеньору, в пурпурном плаще, прикрывавшем богатый кастильский костюм, предстояло пройти в двух шагах от дона Энрике.