— Ты уходишь, но ведь ты возьмешь меня с собой, правда? Мы ведь уедем вместе?
Молодой человек со вздохом разомкнул объятья возлюбленной.
— Это невозможно, — сказал он.
— Почему?
— Потому что я приехал сюда, пользуясь неприкосновенностью посла, которая меня защищает. Я не могу оскорбить своего звания.
— А как же я? — воскликнула Аисса. — Нет, я не пущу тебя.
— Аисса, — сказал молодой человек, — я приехал по поручению славного коннетабля и Энрике де Трастамаре; один из них доверил мне блюсти интересы славы Франции, другой — защищать интересы кастильского трона. Что они скажут, когда узнают, что вместо исполнения этой двойной миссии я был занят только своей любовью?
— Кто им об этом расскажет? И кто мешает тебе никому меня не показывать?
— Мне нужно вернуться в Бургос. От Сории до Бургоса три дня пути.
— Я сильная и привыкла к быстрым переходам.
— Я знаю, ведь арабские всадники скачут быстро, гораздо быстрее нас. Но через час Мотриль заметит твое исчезновение, Аисса, и бросится за нами в погоню. Я не могу вернуться в Бургос беглецом.
— О, Боже мой, Боже! Нам опять предстоит разлука, — вздохнула Аисса.
— На этот раз разлука будет совсем недолгой, клянусь тебе. Дай мне исполнить мою миссию, вернуться в лагерь дона Энрике, дай мне освободиться от должности посла и вновь стать Аженором, французским рыцарем, который любит тебя, одну тебя, живет лишь ради тебя, и тогда, клянусь тебе, Аисса, я, переодевшись в кого угодно, даже в неверного, вернусь и, если ты не пожелаешь ехать со мной, увезу тебя насильно.
— Я поеду с тобой, поеду! — воскликнула Аисса. — Моя жизнь началась только сейчас; до сегодняшнего дня я не жила, потому что не принадлежала тебе, а с нынешнего дня не смогу без тебя прожить. Я больше не буду, как в прошлые дни, вздыхать и плакать, поджидая тебя; нет, я буду стенать, терзаться своим горем: ведь сегодня я стала твоей женой! Хорошо, пусть погибнут все те, кто мешает жене последовать за своим супругом!
— Что ты говоришь! Аисса, неужели должна погибнуть даже наша благодетельница, даже эта великодушная женщина, что привела меня к тебе, несчастная Мария Падилья, которой отомстит Мотриль? Ведь ты знаешь, как страшно он мстит.
— О, моя душа отлетает, — побледнев, прошептала девушка, ибо она чувствовала, что высшая сила — сила разума — отнимает у нее возлюбленного. — Но позволь мне приехать к тебе, ведь у меня два быстроногих мула, которые обгонят самых резвых лошадей. Укажи мне место, где я смогу подождать тебя или встретиться с тобой. И не сомневайся, что я догоню тебя.
— Аисса, мы снова возвращается к тому, с чего начали… Это невозможно, невозможно!
Девушка опустилась на колени. Гордая мавританка распростерлась у ног Аженора, она упрашивала, умоляла.
В эту секунду над их головами пролетел в воздухе печальный и тоскливый стон гузлы, похожий на тревожный зов о помощи; оба они содрогнулись.
— Что это за звук? — спросила Аисса.
— Я догадываюсь, пошли скорее, — ответил Аженор.
И они снова поднялись на террасу.
Аженор сразу же взглянул на террасу Марии.
Было совсем темно, но при тусклом свете звезд молодые люди все-таки смогли разглядеть женщину в белом платье, которая склонилась над перилами и смотрела в их сторону.
Наверное, при этом у них возникли сомнения, призрак это или женщина. Но тут до них снова донесся звон дрожащих струн.
— Она зовет меня, — прошептал Аженор, — ты слышишь, она зовет меня.
— Уходите! Уходите! — слышался откуда-то сверху приглушенный голос доньи Марии.
— Ты слышишь, Аисса? Слышишь? — спросил Аженор.
— Нет, я ничего не вижу, ничего не слышу, — пробормотала Аисса.
В это время затрубили фанфары, которыми обычно встречали приезд короля во дворец.
— Боже милостивый! — воскликнула Аисса, внезапно превратившись в испуганную и слабую женщину. — Они едут… Беги, мой Аженор, беги!
— Простимся еще раз, — сказал он.
— Может быть, в последний, — прошептала Аисса, припав губами к губам возлюбленного.
И она вытолкнула Аженора на лестницу. Шаги рыцаря еще не смолкли, как послышались шаги Мотриля; и едва закрылась дверь, которая вела к Марии Падилье, как распахнулась дверь в комнату Аиссы.
XXIII
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К БИТВЕ
Через три дня после событий, о которых мы уже рассказывали, Аженор, следуя той же дорогой, по которой он ехал в Сорию, догнал Мюзарона и сам доложил Энрике де Трастамаре об итогах своей миссии.
Все ясно понимали, каким опасностям подвергался Аженор при исполнении своего посольства. Поэтому коннетабль поблагодарил Аженора, похвалил его и повелел ему занять место среди самых храбрых бретонцев, под хоругвью, которую нес Сильвестр де Бюд.
Повсюду готовились к войне. Принц Уэльский добился права пройти через земли короля Наварры, соединился с доном Педро и привел отличную армию, которая слилась с его прекрасными африканскими войсками.
Английские наемники, которые окончательно перешли на сторону дона Педро, намеревались крепко ударить по своим заклятым врагам — бретонцам и гасконцам.
Разумеется, самые дерзкие, а стало быть, и алчные, замыслы зрели в голове нашего знакомца, мессира Гуго де Каверлэ.
Энрике де Трастамаре не отставал от этих воинственных приготовлений. К нему присоединились оба его брата, дон Тельо и дон Санче, которым он доверил командование, а сам короткими переходами двигался навстречу своему брату дону Педро.
Чувствовалось, что всю Испанию охватило то лихорадочное возбуждение, которое, как говорится, витает в воздухе и предвещает великие события. Мюзарон, неизменно прозорливый и ко всему относящийся философски, заставлял своего господина есть самую изысканную дичь и пить лучшие вина, чтобы набраться сил для битв и добыть на поле брани больше славы.
Наконец Аженор, предоставленный самому себе и совершенно одержимый любовью, после этого мимолетного обладания возлюбленной перебирал все мыслимые и немыслимые способы, чтобы добраться до Аиссы, похитить ее и не быть вынужденным ждать столь рискованного события, как битва: люди идут на нее гордыми и сильными, но иногда возвращаются с позором или получают смертельные раны.
Чтобы похитить Аиссу, Аженор, коего щедро одарил Бертран, купил пару арабских скакунов; Мюзарон каждый день объезжал их, заставляя делать большие перегоны, выносить голод и жажду.
Но тут стало известно, что принц Уэльский прошел через ущелья и вышел на равнину. С армией, приведенной им из Гиени, он подошел к городу Витория, расположенному рядом с Наваррете.
Он располагал тридцатью тысячами всадников и сорока тысячами пехоты. Его силы были почти равны тем, которыми командовал дон Педро.
Бертран, стоявший со своими бретонцами в арьергарде, не обращал внимания на испанцев: они вовсю бахвалились и заранее трубили о победе, пока еще не одержанной ни одной из сторон.
Ведь у Бертрана были свои шпионы, которые ежедневно доносили ему обо всем, что делалось и в армии дона Педро, и в войсках дона Энрике; он даже узнавал обо всех замыслах самого Каверлэ в ту самую минуту, когда они еще только рождались в богатом воображении этого искателя приключений.
Бертрану, следовательно, было известно, что достойный капитан, искушаемый соблазном захватить в плен королей — он уже не раз это проделывал, — предложил свои услуги принцу Уэльскому, чтобы одним ударом закончить войну.
Каверлэ намеревался действовать так же просто, как хищная птица, которая, незримая, парит высоко в небе, потом стремительно бросается на добычу, и в ту секунду, когда та совсем не ждет опасности, уже сжимает ее в когтях.
План мессира Гуго де Каверлэ, вступившего в союз с Джоном Чандосом и герцогом Ланкастерским, состоял в том, чтобы часть английского авангарда внезапно атаковала лагерь дона Энрике, захватила в плен короля и его двор, сразу получая тем самым возможность запросить два десятка выкупов, одного из которых было бы достаточно, чтобы составить состояния полудюжине наемников.