— Если я здесь распоряжаюсь, — с возмущением воскликнул Черный принц, — то приказываю развязать этого рыцаря, вернуть ему оружие и коня!..
— Ура! Ура славному принцу Уэльскому! — закричали бретонские рыцари.
— А как же выкуп? — спросил мавр, пытаясь выиграть время.
Принц искоса взглянул на него.
— Сколько ты хочешь? — с презрением спросил он.
Мавр молчал.
Принц снял с груди осыпанный бриллиантами крест и протянул Мотрилю:
— Бери, неверный!
Мотриль опустил голову и шепотом произнес имя Пророка.
— Вы свободны, господин рыцарь, — обратился принц к Молеону. — Возвращайтесь во Францию и оповестите всех, что принц Уэльский, который счастлив иметь честь целое лето силой удерживать при себе самого грозного рыцаря в мире, после окончания кампании отпустит Бертрана Дюгеклена, отпустит без выкупа.
— Подачка этим французским оборванцам! — пробормотал дон Педро.
Бертран его услышал.
— Сеньор, не будьте со мной столь великодушны, иначе ваши друзья вгонят меня в краску, — сказал он. — Я принадлежу государю, который выкупит меня десять раз, если я десять раз попаду в плен и каждый раз буду назначать за себя королевский выкуп.
— Тогда сами назначьте сумму, — любезно предложил принц.
Бертран ненадолго задумался.
— Принц, я стою семьдесят тысяч золотых флоринов, — сказал он.
— Хвала Господу! — воскликнул дон Педро. — Гордыня его погубит. У короля Карла Пятого во всей Франции не найдется и половины этой суммы.
— Возможно, — ответил Бертран. — Но поскольку шевалье де Молеон едет во Францию, он, надеюсь, не откажется вместе со своим оруженосцем объехать Бретань и в каждой деревне, на каждой дороге объявить: «Бертран Дюгеклен в плену у англичан!.. Прядите шерсть, женщины Бретани, он ждет от вас выкупа за себя!»
— Я сделаю это, клянусь Богом! — воскликнул Молеон.
— И привезете эти деньги его милости раньше, чем я здесь заскучаю, — сказал Бертран. — В это, кстати, я не верю, потому что, находясь в обществе столь великодушного принца, я мог бы просидеть в плену всю жизнь.
Принц Уэльский подал Бертрану руку.
— Шевалье, — обратился он к Молеону, который был свободен и радовался, что ему вернули меч, — сегодня вы проявили себя как честный солдат. Вы спасли Энрике де Трастамаре и отняли у нас главный выигрыш в этой битве, но мы не держим на вас зла, потому что тем самым вы развязали нам руки для новых битв. Примите вот эту золотую цепь и этот крест, который не пожелал взять неверный.
Аженор заметил, что дон Педро что-то шепнул Мотрилю, а тот ответил ему улыбкой, зловещей смысл которой, казалось, не ускользнул от Дюгеклена.
— Всем оставаться на местах! — скомандовал Черный принц. — Я покараю смертью любого, кто выйдет за ограду лагеря… будь он рыцарь или король!
— Шандос, — прибавил он, — вы коннетабль Англии и отважный рыцарь, вы будете сопровождать господина де Молеона до первого города и дадите ему охранную грамоту.
Мотриль, чьи гнусные интриги были в очередной раз разгаданы проницательным и сильным умом, уныло посмотрел на своего повелителя.
Дон Педро рухнул с высот своей ликующей радости; теперь он уже не мог отомстить Молеону.
Аженор преклонил колено перед принцем Уэльским, поцеловал руку Дюгеклена, который, обняв его, шепнул:
— Передайте королю, что наши хищники нажрались до отвала, что теперь они ненадолго уснут, и, если он пришлет за меня выкуп, я заведу наемников туда, куда обещал. Передайте моей жене, чтобы она продала наш последний надел земли, мне придется выкупить немало бретонцев.
Растроганный Аженор сел на своего доброго коня, в последний раз попрощался с боевыми товарищами и отправился в дорогу.
— Ну кто бы мог подумать, — проворчал Мюзарон, — что англичанин понравится мне больше мавра?
XXVI
СОЮЗ
В то время как победа уже склонилась на сторону дона Педро, Дюгеклен попал в руки врага, а Молеон по приказу коннетабля покинул поле боя, куда его потом привели в шлеме и плаще короля Энрике, с места сражения выехал гонец и направился в селение Куэльо.
Там, расположившись в ста шагах друг от друга, две женщины — одна в носилках с эскортом арабов, другая верхом на андалусском муле со свитой кастильских рыцарей — ждали, охваченные страхом и надеждой.
Донья Мария опасалась, что разгром в битве разрушит все планы дона Педро и отнимет у него свободу.
Аисса желала, чтобы любая развязка событий — победа или поражение — вернула ей возлюбленного. Ей было безразлично и падение дона Педро, и возвышение дона Энрике; она хотела бы увидеть только Аженора — либо за гробом первого, либо за триумфальной колесницей второго.
Обе женщины, каждая со своим горем, встретились вечером. Мария была больше чем встревожена: она ревновала. Она знала, что Мотриль-победитель полностью посвятит себя заботам об удовольствиях короля. Мария Падилья разгадала все его хитрости, а неискушенная Аисса подтверждала ее подозрения.
Поэтому Мария следила за Аиссой, хотя девушку — мавр, как обычно, держал ее в носилках — охраняли двадцать готовых на все рабов Мотриля.
Не желая подвергать свое бесценное сокровище опасностям битвы и грубого обхождения союзников-англичан, мавр оставил носилки в Куэльо, что находилась примерно в двух льё от поля сражения и состояла из двух десятков жалких лачуг.
Своим рабам он строго-настрого наказал: во-первых, ждать его, во-вторых, никого, кроме него, к закрытым носилкам не подпускать.
На случай если он не вернется или погибнет в бою, Мотриль отдал другие распоряжения, о которых мы еще узнаем.
Вот почему Аисса ждала исхода битвы в Куэльо.
Покидая Бургос, дон Педро оставил с доньей Марией сильную охрану. Известий от короля Мария Падилья должна была ждать в городе; дон Педро дал ей много денег и драгоценностей, потому что полностью доверял своей преданной любовнице, зная, что в несчастье Мария будет гораздо больше предана ему, чем в дни удачи.
Но Мария не желала терзаться ревностью — этой мукой пошлых женщин. Ее жизненным правилом был принцип: лучше пережить горе, но знать об измене. Она остерегалась слабостей дона Педро и знала, что Куэльо совсем недалеко от Наваррете.
Поэтому она, сев верхом на породистого арагонского мула и захватив с собой шесть оруженосцев и двадцать всадников — это были не слуги, а ее друзья, — незаметно добралась до подножия холма, по ту сторону которого стояли лачуги Куэльо, и разбила здесь свой лагерь.
Поднявшись на холм, она видела, как сходятся ряды обеих армий; она могла бы наблюдать и за ходом битвы, но сердце ее дрогнуло, потому что слишком многое зависело от исхода этого события.
У подножия холма Мария Падилья и встретилась с Аиссой.
Донья Мария выслала на поле битвы толкового гонца и поджидала его, расположившись совсем рядом с носилками Аиссы, которые охраняли развалившиеся на траве рабы.
Гонец возвратился. Он привез известие о победе в битве. Этот гонец, дворянин и один из камергеров во дворце дона Педро, знал первых рыцарей вражеской армии. Молеона он видел в Сории, на торжественной аудиенции у короля. Кстати, Мария просила гонца особо разузнать о Молеоне; его было легко опознать по щиту, на котором был изображен рычащий лев, перечеркнутый полосой.
Гонец и сообщил Марии, что Энрике де Трастамаре разбит, Молеон бежал, а Дюгеклен пленен.
Эта новость, удовлетворив все желания честолюбивой и гордой Марии Падильи, вместе с тем пробудила в ее душе все страхи ревности.
Заветной мечтой ее любви и гордыни было видеть дона Педро победителем, вновь занявшим престол; но, счастливый, окруженный завистью, беззащитный перед искушениями Мотриля, дон Педро становился лишь призраком ее верной любви, преисполненной тревог.
Мария приняла свое решение с присущей ее характеру смелостью.
Приказав эскорту следовать за собой, она стала спускаться вниз с холма, продолжая беседовать с гонцом.