Мне пригодилось то, что я уже был в юности рабом на галерах и знал здешние порядки. Не нарушаешь — и тебя не трогают. Моя банка(скамья) находилась в самом носу корабля. Впереди стояли три пушки, а над ними на мостике сидели офицеры и разговаривали. Я немного знал турецкий и понял, что мы идём в Аккерман с вестью, что османская армия и флот должны там собраться перед походом на Крым. Видимо кто-то из наших атаманов не удержался и пограбил южный берег Крыма. Османы, хоть и воюют сразу в нескольких провинциях, но всё равно смогут собрать большие флот и войско. Впрочем, янычар там будет немного. Они нужны в Стамбуле, на границе с Персией и в Венгрии. Офицеры говорили, что в поход на Крым соберут венгров, сербов, болгар, валахов и молдаван. Турок и янычар в войске будет не больше четверти. Отправятся в поход в середине ноября, чтобы успеть высадится до зимних морозов. Если морской поход сорвётся, то придётся идти по суше с появлением первой травы через Буджак к Перекопу. Говорили и про состав флота, а я запоминал.
Ждут ли наши нападения? Если турки высадятся в Крыму, то весь полуостров будет в огне. Крымские татары почуют близкую помощь и возьмутся за оружие. Армяне, греки и евреи всегда на стороне сильнейшего. Нам нужно ударить первым — иначе быть беде.
— Корабль на горизонте! — закричал матрос на мостике.
Я привстал и увидел в паре кабельтовых распускающийся парус казацкой чайки. Казаки, пользуясь незаметностью, до поры не поднимали парус, а гребли наперерез жертве. Часто срабатывало. Я сошёл со своего места и тут же получил удар кнутом в спину.
— На место, гяур! — прорычал здоровенный негр Барак Обама.
Я сел, и подхватив весло, начал грести под участившийся ритм барабана. На носовую платформу по проходу прошёл наш капитан и, достав подзорную трубу, начал давать команды. Канониры вскоре дали залп из носовых пушек. Судя по последовавшей на них ругани — мимо. Солдат на галере было мало — десятка три. Половина с аркебузами, половина с пистолями и саблями. Они построились у мачты и приготовились отражать натиск казаков.
Через пять минут, после пируэтов и разворотов, к борту галеры прицепились абордажные крючья. Первый абордажный мостик турками был сброшен, а по сбрасывателям второго казаки дали залп и доска между кораблями устояла.
Подбираю отлетевший ко мне ятаган свежепреставленного турка.
Пора!
Я с разбегу перепрыгиваю на палубу казаков и кричу, предупреждая выстрелы:
— Браты, я сын донского атамана Заруки. Был в полоне. Хочу умереть вместе с православными.
Один из турок у меня за спиной попытался сбросить зацепившийся мостик и я, вскочив на доску, рублю его ятаганом.
Обама бросил в меня нож. Мимо. А в это время на галере прозвучала команда для стрелков. Услыхав её, я спрыгнул на казацкую палубу и заорал:
— Сполох, зараз выпал, лягай, браты!
Вместе со мной все, кроме одного, легли на палубу. Именно этот тугодум и принял на себя всю мощь турецкого залпа, разбрызгав свою кровь и куриные мозги на окружающих.
— Айда, браты, пока вони заряджати.
Я первый перепрыгнул на «берег турецкий» и с черкесским боевым кличем «Асса!» начал рубку. Первым располовинил ненавистного Барака Обаму. И понеслось!
Вскоре, обчистив галеру, чайка взяла курс на Крым. Седой атаман подошёл ко мне и протянул руку:
— Узнал я тебя Иван Зарука. Был как-то с посольством Сечи в Москве. У нас на майдане половина за Москву, а половина за шляхту. Что ты посоветуешь? Где присуд для нас?
С наслаждением пью из фляги хорошее вино, захваченное в капитанской каюте. Вытираю усы и говорю:
— Что ж тут скажешь. Между Россией и Речью Посполитой может быть либо братская любовь, либо братская могила! Другого не дано.