В тот день она видела Джона. Он выглянул в окно, когда она стояла на внутренней стене. До него было меньше десяти ярдов. Его волосы, темные, как у нее, отросли и закрывали лицо. Он смотрел вниз — там две собаки дрались за кость — и, кажется, плакал. Арья не видела слез, но его плечи вздрагивали, и она слышала всхлипы, несмотря на шум замка.
Арья не окликнула его, только смотрела сверху вниз, замерев и боясь издать хоть звук. Джон вскоре перестал плакать, и собаки тоже убежали. Он просто высунулся в окно, подставляя лицо ветру. Потом он влез назад, но ставни не закрыл, и Арья смогла разглядеть, как он упражняется с мечом.
Она провела несколько часов, наблюдая за ним, пропустила обед, урок шитья и, наверное, много чего еще, но ей было все равно. Она стала приходить на это место на стене и смотрела на Джона, если ставни были открыты.
К ним еще приезжал Бронзовый Джон Ройс — хотя в нем не было ничего бронзового. Арья смотрела, как он сражался с отцом и сиром Родриком во дворе. Ройс сбил с ног сира Родрика, потом повалил отца и вновь набросился на Родрика.
Потом они бились один на один. Арья запомнилось, как тренировочный меч в руках отца разбился вдребезги от силы, которую отец вложил в удар.
— В чем дело, Нед? — пробасил Ройс. — Ты не позволял побить тебя дважды к ряду с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.
Арья знала, в чем дело.
Вскоре лорд Ройс уехал, а Корен увез его сына в Ночной Дозор.
А потом был самый страшный день в ее жизни. Она стояла на том самом месте, когда к Джону пришел кто-то — Квиберн, скорее всего — и закрыл ставни. Арья выждала немного и хотела уже уйти, когда Джон закричал. Это длилось несколько часов. Джон кричал, плакал, выл и рычал, а Арья, свернувшись в клубок на стене, глотала слезы. Когда она пришла на ужин, оказалось, что она прикусила губу до крови и сгрызла три ногтя до мяса.
Папа обнял ее, потрепал по щеке и сказал, что Джон скоро выйдет. Но он обманул. Через неделю Джон снова заболел, а Квиберн, извинившись, покинул Винтерфелл — Арья подслушала их разговор с отцом.
— Боюсь, хворь заберет его в ближайшие два года, — так сказал этот лживый, злой мейстер с дохлой мышью в банке.
А потом он уехал, и Арья даже не успела дать ему по носу — она плакала.
За несколько часов до этого она висела на шее у папы и обещала, что сделает так, что он больше не захочет плакать, и вот — она сама ревела.
Все говорили, что Джон умрет. Противная тетя Лиза говорила об этом во время обедов — больше они с Арьей нигде не виделись, мама и мейстер Лювин шептались об этом в Вороньей башне, папа говорил об этом в крипте — ну, он говорил, что не позволит этому случится, Робб плакался об этом Теону Грейджою. Санса щебетала об этом с Джейни Пуль, прямо во время шитья. Санса казалась грустной, но Джейни Пуль вдруг захихикала и пробормотала что-то о снежных призраках — вот она удивилась, наверное, найдя в постели лошадиные говяшки.
И они говорили об этом все чаще. Арья иногда хотела взять старый меч Джона — ну, деревянный — и хорошенько огреть каждого по голове — кроме папы, потому что он не позволит Джону умереть.
Джон не должен был умирать.
Потому она и ткнула охранника метлой — как ей еще поговорить с Джоном?
На следующий день мама привела их — всех, даже Робба и папу — на дворик перед караульной — как раз туда, где Джон мог их разглядеть.
А потом ушла.
Джон смотрел на них из-за оконной решетки — откуда только она взялась! — и улыбался. А потом взял и завыл.
Санса испугалась, а Арья запуталась, но Бран, ее маленький брат, повторил за Джоном.
Хохоча, Арья тоже завыла, изображая из себя волка. Санса покраснела, а отец улыбнулся, обнял их всех разом и поднял.
Арье было весело, но это быстро закончилось, и они разошлись. Санса потащила ее к септе Мордейн, Брана забрала служанка, а Робб отчего-то разозлился и ушел, топая ногами.
Арья хотела еще — и с Джоном.
"Но Джон умирает, — вдруг вспомнила она, — он больше не будет брать тебя на руки и выть с тобой, глупая Арья, он превратится в камень и будет стоять в Крипте".
Арья заплакала — прямо в септе, под взглядами Сансы, Джейни Пуль, Бет Кассель, семи дурацких богов и септы Мордейн. Это были не те слезы, которые просто текут из глаз — Арья давилась рыданиями, икала, растирала рукавом сопли по лицу и тряслась.
Джон обещал ей привести подарок. И сказки. Он должен был рассказать ей новые сказки, не страшные, как у старой Нэн, а интересные, как только у него. И целовать ее перед сном — он делал так, пока не уехал на войну с папой, и заставлять ее смеяться, строя рожицы, и обнимать, когда она спит, и есть вместе с ней голубику, и учить ее ездить верхом, и познакомиться с собакой, с которой Арья подружилась, и побить Корена с Роббом.
Ему нельзя умирать.
Перестав трястись, Арья поняла, что плачет в объятьях септы.
Она должна увидеть Джона. Ближе, чем с десяти ярдов.
Ее отнесли в комнату — хотя она и сама могла дойти, мейстер Лювин дал ей что-то выпить, и Арья уснула.
Во сне ей чудилось, что кто-то гладил ее волосы, но так делал только Джон. Ей снилось, как они гуляют по волчьему лесу, играют в деву и чудовище и собирают шишки.
Она проснулась посреди ночи, и ей снова захотелось плакать, но в этот раз Арья не поддалась. Ей нужно было встретится с Джоном. Быть может, надо ему что-нибудь принести? Арья живо представила, как они сидят на его кровати и уплетают пирожные с ежевикой, а потом показывают друг другу синие языки и смеются.
Пробраться на кухню было несложно, сложнее было выйти из комнаты. Арья выглянула в окно — луны почти не было, а завтра она и вовсе исчезнет. Было темно-темно, должно быть, час волка — от этого наблюдения Арья едва не засмеялась. На цыпочках она подошла к двери и тихо ее открыла.
Проклятье! Она забыла про огонь в очаге — на стене коридора тут же заплясали его отражения, обхватывая тень Арьи — высокую и с непомерно большой головой. К счастью, за дверью не было никого, кто мог бы это заметить — во всем Великом замке охраняли лишь вход и комнату Джона.
Но Арье сперва нужно было на кухню. Пришлось подняться по лестнице и вылезти в одно из окон — она наступила прямо на крышу перехода, ведущего в арсенал — дальше все легко.
Зайдя на кухню, Арья поняла, что может и не найти тут ежевичных пирожных. Было темно, и ей пришлось искать едва ли не на ощупь. Она нашла вчерашний хлеб, копченое мясо — для зимних запасов, когда снег будет таким глубоким, что нельзя будет выйти охотиться, нашла маленький нож, которым резали лимоны для ее любимых пирожных, а вот пирожных не было: ни лимонных, ни ежевичных.
Арья, наверное, истратила целый час, ощупывая кухню — зато сумела найти плетеные корзины, где были ягоды. Арья набрала всех понемногу — вишни, ежевики и голубики, сложила это все в кулек и запихнула его себе под платье.
Уже забираясь в окно Великого замка, она вспомнила, что дверь Джона охраняют двое — и Арья понятия не имела, что делать со вторым.
"Уж с одним-то я разберусь", — подумала она, сжав рукоять лимонного ножа.
Размышляя, она едва не уснула на ступеньках, прямо у коридора с гвардейцами.
Наверное, уже пришла пора утренних сумерек, когда у нее появилась идея. Даже план.
Арья затопала по коридору, ничуть не прячась. Подошла к стражникам.
Одного из них она знала — пузатый Том. Он был добрым и… не-да-ле-ким, как говорил Джон. Арья встала перед другим — его имени она не знала, но он казался умным.
— Пусти меня к Джону, — сказала она, держа руки за спиной.
Он печально покачал головой.
— Не могу, маленькая леди. Тебе положено спать сейчас.
— Пусти меня, — Арья попыталась сделать папино злое лицо, но стражник только снисходительно улыбнулся, и она разозлилась.
— Нельзя к нему, Арья, иди в свои покои.
Сначала она хотела только пригрозить ножом, но вдруг она ощутила такой гнев, что не смогла совладать с собой.