— Пусти меня! — крикнула Арья и воткнула нож ему в ногу.
Он вошел на два дюйма и наткнулся на что-то твердое.
— Ох, боги! — крикнул стражник, а потом посмотрел на нее, словно впервые увидел.
Нога его вдруг подогнулась, и он с лязгом рухнул на камень.
Арья побежала от них, и пузатый том хотел броситься за ней, но передумал. Она поднялась по лестнице, пронеслась по коридору и спустилась, оказавшись с другой стороны коридора с комнатой Джона.
Высунувшись из-за стены, она увидела, что у двери больше никого нет.
Арья радосто подскочила к ней и, навалившись как следует, распахнула.
Джон не спал.
"Он ждал меня", — подумала Арья.
Ее брат стоял посреди комнаты и сжимал двумя руками меч — настоящий. Арья могла видеть, как заточенная сталь отражает огонь.
"Джон теперь большой, ему можно носить сталь, хотя Роббу еще нет".
Он повернул голову, посмотрел ей в глаза, и Арье показалось, что ее сердце остановилось. Арья хотела разбежаться и прыгнуть в его объятья, хотела, чтобы он погладил ее по волосам и назвал маленькой сестричкой.
Вместо этого она сказала:
— Ты обещал привести подарок.
Джон попятился.
— Как ты сюда попала?
Единственным освещением был очаг, лицо Джона скрывалось тенью от волос, и Арья не могла видеть его.
— Я принесла ягоды.
Арья достала кулек. Половину ягод раздавило, пока она бегала, но вкус ведь от этого не портится. Она сделала шаг к Джону, он — шаг назад.
— Тебе нельзя подходить, Арья.
Джон выпустил меч и показал ей руку в перчатке. Арье захотелось поколотить весь мир.
— А тебе нельзя умирать! — выкрикнула она. — Я не хочу!
— Я тоже, — тихо проговорил Джон.
— Обещай, — тут же потребовала Арья.
Джон посмотрел в огонь и его глаза стали пурпурными, отражая пламя.
— Я не умру, — голос Джона охрип, — я обещаю.
* * *
Свет играл на лезвии меча, сходясь и расплываясь, создавая причудливые узоры. Огонь очага делал обычный меч похожим на валирийскую сталь, на отцовский Лед.
Джон полагал, что леди Кейтлин принесет его, завернув в ткань или спрятав как-нибудь еще, но меч ему принесла служанка.
Он не знал, как это лучше сделать. Надо было просить веревку. Джон видел много смертей.
Если он упадет грудью на меч, будет умирать добрую сотню вдохов — если повезет, и меч пробьет сердце. Если же меч пробьет живот, Джон может мучиться несколько часов. Самая быстрая смерть, которую он видел — это казнь, когда отец отрубал преступникам голову. Их ноги и руки при этом всегда дергались, раньше Джон думал, что их смелость изменяет им перед смертью, но лекари объяснили ему, что это от удара по шее. Они страдают меньше вдоха.
Но Джон не мог сам себе отрубить голову. Можно было, конечно, попробовать перерезать глотку, но у Джона не было столько сил — в шее много хрящей, которые так просто не перережешь. И, если быть честным, такая смерть внушала Джону ужас — смотреть, как из тебя вытекает красный ручей, и захлебываться в собственной крови.
Было жаль, что его тело сожгут — он слышал, как об этом говорил архимейстер. Серая хворь боится огня. Ему бы хотелось стоять в Крипте, чтобы Робб и Арья могли его навещать. Отец наверняка позволил бы. Мертвый Джон, даже будучи Старком, Роббу не помешает.
Когда ворвалась Арья, он как раз примерялся, как бы вбить меч себе в грудь, попав в сердце.
Он почти набрался решимости. Он был спокоен. А Арья принесла ему ягод.
Этот кулек так и лежал на крышке сундука.
Меч расплывался перед глазами.
— Я не хочу умирать, — сказал Джон в пустоту.
За те несколько лун, что он болел, отец был рядом с ним больше, чем за восемь лет до этого.
Отец рассказал Джону о Роберте Баратеоне, об Орлином Гнезде, о турнире в Харренхолле, рассказал о его деде, Рикарде Старке, который был лордом Винтерфелла до отца. Рассказал о Штормовом Пределе, где гостил в дни своей юности.
Джон лежал вечерами и представлял себе эти места — огромный Харренхолл, в десять раз больше Винтерфелла, с оплавленными драконьим огнем башнями, лучших рыцарей Вестероса, сражающихся друг с другом. Демона Трезубца, сражавшегося в общей схватке, Барристана Смелого в серебренных доспехах и Эртура Дейна, Меча Зари.
Джон никогда не задавал вопросов, чтобы не задеть те воспоминания, которые причиняют отцу боль, только просил: "Расскажи еще".
Еще Джон начал много читать. Тирион Ланнистер подарил ему книгу путешественника, бывавшего и в Эссосе и в Вестеросе, где он описывал самые величественные и невероятные чудеса. Джон прочитал эту книгу несколько раз, и ему захотелось посмотреть на эти чудеса.
Правда, в Вестеросе была лишь Стена, да еще упоминалась Высокая Башня в Староместе — она была даже выше Стены.
"Эброз предлагал забрать меня в Старомест, — вспомнил Джон, — Но отец решил оставить меня здесь".
На краю сознания, словно назойливая мошка, появилась мысль — она постоянно ускользала от Джона, но почему-то внушала надежду.
Джону вдруг захотелось взглянуть, не прошла ли серая хворь дальше, забрав у него еще кусок. Пальцы слушались, хотя уже ничего не чувствовали — кроме того кошмарного дня, когда мейстер срезал с него зараженную плоть и поливал мясо под ней серным уксусом.
Хворь забралась чуть выше запястья. Раздражение снова накатило на Джона — это же надо, взяться раненой рукой за зараженную фигурку. Когда он вообще успел получить эту дурацкую рану?
Тут Джон снова взглянул на потрескавшуюся плоть, а потом на меч.
Разве нельзя просто отрубить руку? Болезнь ведь лишь в ней…
И правда. Джон видел на Пайке рыцаря, который потерял правую руку во время штурма замка — его лечил тот же мейстер из Ланнистеров, что и Дейси.
Джон поднял меч левой рукой и собирался уже рубить, когда понял, что может промахнуться. Или не до конца отрубить, и тогда серая хворь попадет в новую рану, и будет только хуже.
Джон несколько часов тренировался, и все же смог перерубить ножку стула с одного удара.
Потом он понял, что бить будет еще и неудобно, но это ничего.
Еще за час Джон продумал все. Обрубок он бросит в очаг — ведь серая хворь боится огня. Рану надо будет замотать чистой тряпкой — Джон отрезал мечом кусок простыни и несколько раз потренировался заматывать левой рукой обрубленную ножку стула. Попробовав разрубить ножку стула из того положения, к котором он будет рубить руку, он не смог. Надо было просить топор.
Джон подтащил сундук к камину — кулек с ягодами он перекинул на кровать, он их еще с Арьей съест. Положил руку. Замахнулся мечом.
И струсил.
"Огонь слишком слабый, — сказал себе Джон, — моя рука в нем не сгорит. Я попрошу развести посильнее, а потом уже отрублю. Сегодня, пока Арья снова не пробралась ко мне".
Джон чуть не сошел с ума от страха, когда увидел ее в своей комнате. Она может умереть, если коснется тебя.
Даже когда на него напали железнорожденные с золотыми кракенами на груди, даже когда архимейстер Марвин колдовал над ним, а в его комнате плясали тени, даже когда он падал со стены, Джон так не боялся.
Он поставил сундук обратно, спрятал ягоды и меч под кровать и стал ждать слугу, который принесет дров и заберет ночной горшок.
Потом вскочил, перепрятал меч и ягоды — ведь проклятый горшок стоял под кроватью.
К нему пришел не слуга — это был отец.
Растерянным взглядом он оглядел комнату, не сразу заметив Джона. И тут Джон догадался, в чем дело.
— Отец, я не прикасался к ней! Арья стояла у входа, а я там, у очага, я не позволил ей зайти, клянусь!
Лицо лорда Старка посветлело. А потом он заметил изрубленный стул.
"Проклятье! Надо было сделать все ночью, теперь отец заберет меч, и я больше ничего не смогу сделать".
Джон едва не заплакал от злости на себя. В груди будто извивался какой-то зверь.
— Кэт велела принести тебе меч.
Джон опешил. Как он узнал?
— Прости, отец, я просто…
— Зол. Я понимаю, Джон, правда, я понимаю. Я тоже зол.