Зуракан вздохнула, глотая комок обиды.
— Ой, эже, я думала, вам весело живется на свете. Оказывается, вы все испытали, разве что кроме могилы…
Батийна задумчиво смотрела вниз, словно прислушиваясь к чьему-то голосу из-под земли, потом махнула рукой и добавила?
— Терпение мое лопнуло, сестричка! Столько напастей на одну голову. Не слишком ли? В чем только меня не обвиняли, как только не пытались опозорить… Дольше ждать у меня нет сил. Сама буду искать, как сбросить ненавистные путы. Если хочешь, едем вместе. А не веришь мне, так носи дрова своей байбиче, гнись ради нее в три погибели, грей ей воду, чтобы она блаженствовала. Но знай: сколько бы ты ни старалась, из лохмотьев не вылезешь… Что, неправду я говорю?
— Правду…
Зуракан, склонив голову, теребила кончик слинявшей косынки. «В самом деле, — думала она, — сколько ни работай на Букен, доброго слова от нее не дождешься. А вдруг заболею или старость подойдет, буду валяться в овчарне под копытами ягнят… Кому я нужна буду беспомощная? Не приведи, создатель, дожить до таких дней».
Мысли у нее путались, в глазах затаилась грусть.
Не дальше чем вчера Букен бурей налетела, обругала ее: «Что, у тебя болячка на заду вскочила, что ли? Дохлая ходишь! Поесть ты за двоих мастерица, а как до дела, толку от тебя не добьешься! Ну-ка, живо за дровами!»
Сгорая от стыда, Зуракан до поздней ночи работала не покладая рук. Когда весь аил уже давно спал крепким сном, она добралась до своего шалашика, постелила мужу постель и не сдержала слез.
— Чем такие оскорбления переносить, лучше остаться голыми, но жить самостоятельно. Нет моих сил терпеть издевательства байбиче.
Текебай любил свою молодую жену, но вместо того, чтобы пожалеть ее и сказать: «Конечно, давай уедем куда-нибудь, не позволю, чтобы байбиче измывалась над тобой», — он, не раздевшись, безмолвно опустился на постель и заплакал вместе с Зуракан.
Она сейчас вспомнила эту ночь, согнутую фигуру мужа, и ей стало жалко самое себя, жалко его, Текебая.
— Мы в безвыходном положении, сестра. Нам никак не уйти от бая, я уже много раз говорила своему: давай уйдем, будем жить своей юртой, не пропадем. А он у меня какой-то безответный… Знает только одно — плакать вместе со мной. Уйти без него тоже нельзя. Как его одного оставлю? Свекор мой в большом долгу. Мы хотели помочь ему, чтобы он скорее рассчитался с баем. Свекор говорит: «Перетерпи, доченька. Недолго страдать…» Ума не приложу, что нам делать?
Батийна погладила выбившиеся косички Зуракан, посмотрела ей в глаза, как на малое дитя, тяжко вздохнула:
— Кажется, теперь ты знаешь, кто я? Я думаю не только о своей голове… Вместе лучше, не страшно… Понадеялась, что ты будешь со мной. А ты, видимо, очень любишь своего мужа. Это хорошо, что любишь. Уважение в семье — большое счастье. Все бы так жили. Он любит и ценит тебя. Но одними слезами он не избавит тебя от Букен байбиче.
— Как раз этого я и боюсь, эже милая…
— Не бойся. Лучше поговори с мужем, и мы вместе поищем пути освобождения.
— Как? Как мы освободимся, эже?
Батийна коротко изложила свой план побега.
— Я постараюсь найти трех коней, одежду на троих и еды на семь дней. За это время мы должны добраться до Чуйской долины. Так и скажи своему Текебаю, что поедем в Чу.
— Ой, сестра!.. Неужели правда?
— Да, да. Двинемся в Чу. Я решила. Ведь твои родители живут там. И ты встретишься с ними.
— О, если бы так, эже! Но успеем ли мы далеко отъехать? За нами, наверно, будет погоня. А если нас догонят? Что тогда?
— Не пугайся. Я все продумала. Перед тем, как пуститься в дорогу, я наголо обреюсь и надену все мужское. Текебай тоже переоденется. Тебе же я подберу такую одежду, что и во сне не привидится. Да, да… Я наряжу тебя богатой девушкой, в атласное платье с оборками, парчовый халат, плюшевый жакет, высокий, кипельно-белый элечек, в косы тебе заплету янтарь и жемчуг, подвешу много цветных монет и бус. Под тобой нарядный конь, — сбруя будет сверкать и переливаться. Знаешь, кем ты будешь? Дочерью богача, которая отправляется в гости к своим родителям. Мы же с Текебаем — твои провожатые… Мы прихватим с собой три запасные лошади. На случай, если наши кони устанут. Тронемся в дорогу, когда аил заснет крепчайшим сном. До восхода солнца, думаю, успеем покрыть хорошим ходом верст сорок, а то и пятьдесят. Сейчас такая пора, след на земле не остается. Пусть доищутся, куда мы пустили своих коней. Встречные, пожалуй, ни в чем нас не заподозрят. Пока там будут думать да гадать, день пройдет. А за это время махнем далеко. Даже если и на след вдруг нападут, все равно нас уже не догнать. Лишь бы добраться до Чуйской долины, до Токмака, а потом до Пишпека. Коней продадим на базаре, сами наймемся работать. Пусть даже на подхвате у повара будем воду носить или подметать улицы, зато свободные люди. Увидим большой город, как там живут. Помаленьку научимся читать и писать, у нас откроются глаза. А человек с открытыми глазами больше других знает. Так что ты хорошенько посоветуйся с мужем. Уговори его расстаться со своими родными. Потом сможем чем-нибудь им помочь. Давай на этом и порешим. Через недельку приеду за ответом. Если вы не присоединитесь ко мне, то я вас оставлю на волю божью и одна пущусь искать свободу.