— Дожили, ни кола ни двора. О коварный бог! Зачем ты оставил меня мучиться на земле? Лучше бы ты забрал вместе с Кыдырбаем. Ни скота, ни богатства… Эй, Качыке, сынок, где ты? Посмотри, кажется, веревка впилась в спину вола, он там что-то ворочается. Эй, Батийна, я что-то не вижу серого кожаного мешочка, куда мы ссыпаем толокно… Куда он задевался? Все прахом пошло, все рассыпалось и растерялось…
Постепенно со всех концов стекались родственники из аила Кыдырбая.
Когда перешли границу и чужая земля осталась далеко позади, открылась на пути обширная зеленая долина со звонкими ручьями и говорливыми речками. Решили остановиться на отдых.
Вода родников, пробившая себе путь где из-под камня, где прямо из-под скалы, где из-под обрыва, была настолько сладкой и вкусной, что беженцы пили и пили ее и все не могли утолить жажду. Родники бежали куда-то вдаль, как сама жизнь. Там они соединялись в речушки, а речушки превращались в широкие полноводные реки.
Вьючные, припав к воде, словно стряхнули зимнюю дрему. Мужчины скинули сапоги, посбрасывали валенки, засучили штаны и опустили в воду уставшие, натруженные ноги. Шумно плескаясь, отмывали лица и руки. Женщины захлопотали, тут же принялись греть воду и стирать белье.
…А в зеленую долину по тропкам и берегам речушек со всех сторон спускались новые потоки беженцев — пешие и всадники, голодные и сытые, одетые и раздетые, сильные и слабые, едва волочившие ноги… Более здоровые помогали двигаться больным и престарелым, хромым и обессиленным. Они вели за поводок коней, на спинах которых сидели малые дети, разбившие в кровь ноги женщины, седые старики.
Беженцы все вливались, им не было конца, и каждый благодарил судьбу, что вырвался из кромешного ада и что живой шагает по родной земле.
За иными семьями брели полинявшие псы с повисшими хвостами. Клочьями на них висела сбившаяся шерсть, еще не успевшая полностью облинять. На спинах дворовых псов и на козлах-проводниках, гордо шагавших впереди овец и коз, еще держались старые войлочные подстилки и обрывки кошмы. Любой клочок кошмы или лоскут войлока — в нужде все могло пригодиться: что на подстилки, что на заплатки.
Тропинка, по которой лился нескончаемый поток беженцев, проходила рядом с ручьем, на берегу которого отдыхали люди из аила Кыдырбая. Многие заворачивали к воде, чтобы ополоснуть лицо и попить воды или перевести дыхание.
К реке подошел не очень старый человек с опухшим белесым лицом. С ним был мальчик. Широко расставив ноги, человек оглянулся по сторонам, За спиной у него было что-то выпуклое. Когда присмотрелись, увидели тоненькие, с соломинку, черные от грязи детские ручонки, словно прилепленные к спине отца, и склонившуюся набок ребячью головку. Тихий ветерок играл жиденькими черными косичками. Но человек держался бодро и своим видом, казалось, хотел сказать: «Ничего, мы еще поживем! Впереди у нас своя вода, свои луга… Живы будем, не сгинем».
Он снял поклажу и осторожно, как мешочек с овсом, положил на траву.
Когда беглец развернул одеяльце, послышался писк, и крохотная девочка зашевелила тоненькими, как стебли чия, ручонками.
— Не плачь, моя Бактыгуль, — склонился мужчина над девочкой. — Не плачь, крошка. Сейчас я тебе намешаю вкусного толокна.
Человек все делал не спеша, будто хотел сказать: «Куда нам торопиться. Теперь мы на своей земле. И с голоду не помрем».
Он спокойно помыл руки, сполоснул, лицо, отпил несколько пригоршней воды, мальчик лёг на живот и то и дело прикладывался к обжигающей холодной струе. Отец, опустив руки в воду и брызгаясь во все стороны, подбодрил ребенка:
— Пей, пей, Бактыжан, вода эта течет из-под наших Великих гор. Ее пил еще твой дед, наши предки.
И мальчик, выпив столько воды, что даже живот вздулся, повалился на спину в густую душистую траву.
Мужчина тоже глотнул из широкой горсти и, закатив глаза от удовольствия, проговорил:
— Ах, родная, милая земля, земля моих предков. Даже вода сладка, как сахар.
Глядя вдаль по течению родника, он притих и задумался. Но девочка опять зашевелилась и не дала отцу додумать свою думу. Он подсел и расстелил около нее одеяльце.
Занятый кормлением ребенка, человек не замечал стоявшую неподалеку женщину.
— Не плачь, Бактыгуль, — приговаривал он. — Ты же смышленая. Мы уже прошли границу. Сейчас мы в краю наших дедов. Скоро домой дойдем… Не плачь, это земля наша и вода наша!
Батийна расстилала белье по валуну, покрытому красноватым шершавым лишайником. Как услышала этот голос, сердце у нее защемило. Она присмотрелась: «Кто это? Неужели Абыл? Откуда он здесь?»