— Прикончим тебя сейчас, сука!
— Меня собираешься убить? Меня?
Текебай подскочил почти вплотную. Батийна с размаху ударила плеткой его копя по голове, и он шарахнулся, чуть не сбросив седока.
После смерти Тилепа девочку-вдову Канымбюбю взял в жены Мекебай. На этом-то хитро и сыграл Тазабек. На днях он вызвал к себе в юрту безвольного хвастуна Мекебая и коротко приказал: «Тебе стоило немалого труда заполучить эту Канымбюбю в жены, а Батийна ее совращает. Есть о чем подумать… Смотри, не успеешь оглянуться, и твоя молодуха распустится».
Мекебай пришел в неописуемую ярость и дал слово «проучить негодницу».
Ничего не стоило уговорить Текебая, мужа Зуракан. Без долгих размышлений он поверил Тазабеку, который сказал: «Закройте глаза той, что совращает ваших жен». Теперь Теке-бай, понукая коня и задыхаясь, выкрикивал:
— Не сбивай с пути мою жену!
— Прикончить ее, и все! — орал Мекебай.
— Эх вы, дурачье! Я хочу, чтобы ваши жены Канымбюбю и Зуракан научились читать и писать. Что же тут скверного?
Отмахиваясь на ходу плеткой, Батийна пустила во весь опор кобылку.
Мужчины то догоняли ее и наносили удары по спине, то лошадка, получив плеткой по крупу, вырывалась вперед, и преследователи, бранясь и угрожая, снова бросались в погоню.
В ушах гулко свистел ветер, у Батийны мелькала одна мысль: «Хоть бы не настигли». И вдруг резкий окрик:
— Стойте! Стрелять буду! — и тут же клацнул затвор винтовки.
Батийна сразу узнала голос Якименко.
— Ай, Жашке… Эти двое убить хотят меня…
— Эй вы, шайтаны, — сказал Якименко, взяв их под конвой. — Вы зачем дурным глазом смотрите на Казакову? Что она всей душой за советскую власть? Вот доставлю вас в город, сдам в трибунал… Там разберутся.
Мекебай не раз слышал: человеку, попавшему в руки трибунала, несдобровать.
— О дорогая Батиш, — взмолился он, — разве мы хотели тебя убить? Просто ехали с Текебаем и баловались. Решили немного пошутить, посмеяться.
Мекебай сумел разжалобить Батийну, и она простила его и Текебая.
— Да, да, товарищ Якименко. Виноваты те, кто их послал, чтобы поиздеваться надо мной. Их-то и притянуть надо. А эти ничего не соображают. Отпусти их. Пусть едут своей дорогой.
Узнав от Мекебая, как обернулось дело, Тазабек удрал в горы, больше педели где-то прятался. Не исключена опасность, что Батийна сообщит властям, и тогда ему крышка… Серкебай же укрылся в юрте и выходил оттуда лишь глубокой ночью, и то ненадолго.
В конце концов Серкебай позвал Тазабека на совет.
— Надо нам пасть на колени перед Батийной, батыр. Иного выхода нет. Если эта распутница сообщит туда… шайтан ее забери, и не выговоришь… тогда пропали. К тому же мне припомнят, разок я уже был у них…
Тазабек обалдел от страха.
— Пришло время, которого мы с тобой так боялись: женщины взяли верх. О создатель, спаси нас от конца света! Это ты, бай, виноват. Всегда подчинялся женщине. Нет, ягненка режь ты, и ты же преклоняй перед женщиной свои колени. А я, чем переносить такой позор, перекочую лучше в Чуйскую долину.
Серкебай вскоре созвал гостей — Качыке, Батийну, красного учителя Сапара и всех аксакалов.
Когда в большой чашке на дастархане появилось сладкое мясо молоденького жирного ягненка, он обратился к Качыке:
— До меня дошли слухи, что мой малай Текебай сотворил большую глупость. Говорят, он напал на женщину… Непростительный грех. Никто его не посылал на такое гадкое дело. Недаром говорится: «Дурак от хорошей пищи сходит с ума». В тот день, говорят, ездил он по юртам и перепил кумыса. Видимо, дурень, опьянел, вот и разбушевался и оскорбил твою джене. Прости меня, Качыкеджан. Как ни говори, это мой работник сделал подобную пакость. Приношу свои извинения перед всеми вами. Слава создателю, ничего страшного не произошло. Пусть и впредь царит мир и спокойствие. Народ наш нуждается, в согласии, а не в зряшных раздорах.
Батийна, видя, что сам Серкебай склонил перед ней голову, смягчилась.
Якименко потом не раз допытывался:
— Ты скажи, товарищ Казакова, кто тогда посылал убить тебя?
Но Батийна отмалчивалась.
Якименко качал головой:
— Ай-ай-ай, товарищ Казакова, жалеешь классовых врагов. А они тебя не пожалеют. Будь настороже. Враги, они коварные и злые.
Как и предполагал Якименко, Серкебай, склонив перед Батийной свою седую голову, не успокоился. Считая, что честь его глубоко задета, он клятвенно сказал себе: «Ну, погоди, разнузданная смутьянка! Тебя еще покарает моя седая борода. Плевать, что какие-то дурни струсили, я подобью на это дело твоего же мужа-медведя. Конечно, если он не последний тупица, то мне удастся в нем разжечь ненависть… И он наточит свой нож против тебя…»