— Ну… — Я немного растаял. — Все же дисциплину надо соблюдать. Не такая она у нас жесткая.
— Ну, нельзя же стричь всех под одну гребенку! — горячо сказала она. — Некоторых людей, я понимаю, надо держать в ежовых рукавицах. Это правда. Они так лучше понимают. Но я не такая. Мной не надо командовать. Я не дура, понимаешь? И не собака. Для меня важна моя личная свобода. Со мной проще поговорить, чем устраивать мне совершенно бесполезный разнос.
— Вот я и говорю с тобой!
— Да, ты единственный… Остальные… Не знаю. Катя меня ненавидит, по-моему.
— Ты ошибаешься. Все к тебе хорошо относятся. А простые правила можно выполнять. Это традиция. Можешь это так воспринимать? К тому же традиция полезная. Она позволяет сконцентрировать силы в нужный момент. Когда некогда объяснять. Вспомни, ты чуть не погибла от пулеметных пуль в машине.
— Все равно я так не могу.
— Ладно, я буду переводить тебе команды Бориса на человеческий язык.
— Только не надо со мной обращаться как с ребенком. Я прекрасно понимаю его команды, но мне не нравится тон.
Я вдруг отчетливо осознал, что она меня бесит. То ли специально, то ли действительно не понимает совершенно элементарных вещей. Элементарных для любого взрослого.
"Она психическая... -- внезапно осенило меня. -- Она перенесла в детстве душевную травму намного большую, чем перенес я. Она умом тронулась, это же ясно! Нет смысла искать в ее действиях какую-то осмысленность и логику. Ее свободолюбие -- это просто мания, ничего больше".
Я был уверен в своей правоте, но пока не представлял, что с этим знанием делать. Опасен ее психоз на корабле? Казалось бы, ответ однозначный. Но во временя моей бурной юности все без исключения мои наставники из среды бандитов были тронутыми на всю голову, и это не мешало им действовать весьма эффективно. Порой мне казалось, что именно психическое заболевание, возможность выйти за грань, недоступную нормальным людям, делало атаманов дней моих суровых более эффективными. А самого меня можно назвать здоровым? Большая Охота, это не мания?
Но я вспомнил, что одним из признаков психического заболевания является отсутствие критики. Если человек задумывается, а не сумасшедший ли он, значит, точно здоров. А вот Ольга была уверена в здравости ее мотиваций. Фактор тревожный.
— Ну, все, успокойся. -- Я решил погасить конфликт, пока не разберусь, что делать. -- Нам надо собраться перед выходом. Не забывай, мы — команда. И мы с тобой, прежде всего, потому что, пока мы в пилотских креслах, мы — пара.
— Не нравится мне это слово. Мы партнеры. Идет? И друзья. Пара -- плохое слово.
— Идет, — улыбнулся я.
Катя в комнате встретила меня молча. Я понял, что лучше с ней сейчас отношения не выяснять. Переругаемся, а нам работать — мне в пилотском кресле, а ей за стрелковым пультом. И от ее, и от моих действий очень скоро будет впрямую зависеть жизнь экипажа и целостность судна. Тут не до личных проблем.
Я молча собрал то, что могло понадобиться в многодневном походе. Зубной магнитник, мыло, бреющий гель, несколько смен белья и одежды.
«Надо будет разработать и пошить для всех униформу, — подумал я, укладывая все это в сумку, — И походные рюкзаки для переноски личных вещей».
Потом вдруг я подумал, что как раз таки с Катей следует объясниться. Иначе в бою обоим будет тяжело.
— Кать… — осторожно позвал я.
— Отвянь, — не оборачиваясь, огрызнулась она.
— У тебя нет поводов злиться. У меня с ней ничего нет. И не будет. Правда. И не было.
— Меня это не волнует. Просто мне не нравится, каким ты становишься после общения с этой фифой. На не мне плевать хотелось с верхушки дерева. Но мне не нравится, как она влияет на тебя. Ты становишься похожим на идиота, у которого слюни до колена отвисли.
— Кать, не надо. Она мне когда-то жизнь спасла. Она тащила меня до гравилета на себе. А я был без сознания. И нас атаковали торпеды. Но она не дрогнула. Она надежный человек.
— Сучка она, — спокойно ответила Катя. — Все мужики от нее на базе с ума сошли. Кроме Бориса, пожалуй. Даже Саймон все реже погибшую жену вспоминает. Вы не замечаете, как она воздействует на вас. Движениями, походкой, феромонами, запахом своим течной сучки.
— Зря ты так жестоко…
— Да делай что хочешь! Мне плевать уже.
— Да почему?! Я тебе изменил с ней?