И она не вспылила, как раньше. Это меня еще больше порадовало.
— Ничем она не лучше тебя, -- спокойно ответила Катя. -- Даже хуже. Это ты пытаешься всех убедить, что она отличный пилот. Тот же Док справился бы со штурвалом не хуже Ольги.
У меня сердце заныло. Я понял, что Катя права, и Борис прав, и даже Док прав, со своими шуточками. Я прост ослеп. Все видели, что я ослеп, а сам я нет. И мне стало так стыдно, что едва уши не загорелись.
— И не злись. Я не ревную, честно. Ревновать можно к равной, или к той, что лучше. А Ольга... В общем, я все сказала, а ты все понял. Дальще решения за тобой. Но я к тебе очень хорошо отношусь и не хочу, чтобы ты превратился в помойку. Смотри на все трезво. И сам во всем разберешься.
Когда мы с Катей добрались до шлюзовых ворот тоннеля, где Борис теперь устраивал построения и общие сборы, нас ждали почти все. Кроме, разумеется, Ольги. Ее не было. И мне сделалось до крайности интересно, что будет дальше, потому что происходящее слишком уж красиво укладывалось в концепцию Бориса, и у него появлялся неплохой шанс очень быстро выиграть пари. А у меня избавиться от дурмана.
Мы с Катей заняли места в строю, Борис глянул на хронометр водолазного мозга и развел руками.
— Все, десять часов, — заявил он. — Опоздавших не ждем. Итак… В общем, много говорить не собираюсь. Мы сделали с батипланом все, что могли и на что хватило средств. Мы и с собой сделали все, что могли и успели. Не вижу ни малейшего смысла откладывать поход к Рошану. Если дойдем — значит, дойдем. Если нет… Значит, нет. Значит, вся затея Большой Охоты не стоит выеденного яйца, значит, люди действительно не способны противостоять биотехам. Скажу сразу, что отступать мы больше не будем. Нет смысла. У нас иссякло все золото, какое мы достали с баржи. Без вливания новых средств продолжать дело уже не получится. Поэтому я, как капитан «Кочи», собираюсь идти до конца. Либо забрать остатки золота с баржи, либо, погибнуть. И это не пустые слова. Я поставил своей целью попробовать противостоять биотехам. И я приложу все силы. А если сил не хватит, значит, не хватит. Все. Но со мной в этот рейс отправятся только те, кто со всей ответственностью понимает, что мы или продолжим Большую Охоту, или погибнем. Может быть, прямо сегодня. Поэтому прошу выйти из строя и встать рядом со мной тех, для кого Охота дороже жизни.
Я, не задумываясь, сделал шаг вперед, даже не оглянувшись на Катю. Если бы все остались, я бы все равно отправился в этот рейс. Один за штурвалом, без стрелков и без всякой надежды на возвращение. Следом за мной так же решительно сделал шаг Саймон. Я его понял. Прожить остаток дней с болью тяжелее, чем решиться на месть, которая может привести к гибели. Наш тихий бортовой врач все же имел внутри крепкий легированный стержень.
Катя и Док остались в строю. Воцарилась долгая пауза. Док бросил на меня короткий, как молния, взгляд. А Катя смотрела мне прямо в глаза, не отрываясь. Мы с ней всегда очень тонко понимали друг друга. Иногда мне казалось, что она попросту может читать мои мысли. Я и сейчас ее понял. Она решила выйти из строя только в том случае, если нужна мне. Не иначе. Сама по себе Большая Охота не значила для нее столько, сколько значила для меня. Она хотела получить от меня ответ — вместе мы или порознь. Нужна она мне или нет. Для меня ответ был очевиден, а для нее нет. Ей требовалось четкое и конкретное мое заявление. И если я его сделаю, я уже не смогу поступать вопреки ему.
Целая буря мыслей пронеслась у меня в голове за несколько кратких секунд. Я понял, что Док не пойдет на борт без Кати. Он был странным человеком, бывший владелец ресторанчика «Хоспитал». Он не мог жить для себя. Он и ресторан содержал потому, что это давало ему хоть какой-то смысл в жизни — кормить людей хорошей едой. Я вспомнил, что говорил Коча про свое отношение к Большой Охоте. Жизнь бессмысленна. И иллюзию смысла мы можем лишь создать себе сами. Когда иллюзия есть, жить можно. Но как только она пропадает, в окружающей нас бездне проявляются страшные глаза Небесных Зверей. Каждый сам себе создает иллюзию смысла жизни. Так вот, Док не мог и не хотел жить для себя, ему это было скучно. Но и спасение всего человечества его интересовало мало. А сейчас он какими-то тончайшими фибрами души ощутил, что происходит между мною и Катей. Он осознал, что мы на грани разрыва. И если этот разрыв произойдет, жизнь для нее, очевидно, станет бессмысленной. Очень надолго. А для меня нет. У меня останется Большая Охота, а у нее не останется ничего. И он тут же, не задумываясь, принял ее сторону. Фактически он подтолкнул меня к тому решению, которое я принял. Потому что потерять одного стрелка — это полбеды. Но потерять обоих… Поход тогда был бы обречен на провал, он и так обещал быть трудным. А я не мог его провалить!