— А вот так. — Марго ткнула в его плечо пальцем. — У нас сразу на больных крест ставили — мол, ничего не выйдет. Потому вот вам работать физически, потому мы шить умели, убирать умели, полоть ещё, а вот таблицу умножения или историю… Нет, нас не учили. Потому это физический… концлагерь, и я рада, что удалось прийти в батор, а не остаться там. Здесь лучше. Школа есть.
Сергей не сдержался и улыбнулся уголками, Марго также. Оба опустили взгляды в асфальт, и Разумовский подумал, что Марго, наверное, первый на его памяти человек, который рад, что имелась школа. С другой стороны, обозначенное ею о коррекционке выросло в сознании ужасными картинками воображения, от которого Сергей тут же постарался избавиться.
Вместе пошли дальше по улице. Напряжение, возникшее между ними тогда в квартире, постепенно рассасывалось. Марго перестала сильно горбиться, даже голову вскинула, рассматривая окружение, а Сергей чувствовал, как постепенно менялось его восприятие ситуации и как прослеживалась одна-простая истина: не стоит мерить других, как по себе.
«Что-то о таком когда-то говорил Игорь Ларионович», — вдруг припомнился ему учитель по шахматам, и Сергей рассудил: он и вправду мог так говорить — ведь в шахматах сталкиваются люди с разными взглядами и стратегиями, и оценивать оппонента по себе означает заведомо проиграть.
— Знаешь, — внезапно начала Марго почти беззаботно, заставляя Сергея позабыть о шахматах, — есть в этом что-то, угу?
— Что именно?
— Ну… Когда на тебя никто надежд не имеет, и ты не имеешь. Вот эти вот их ярлыки, что ты должен быть благодарен, что в принципе на тебя государство тратится, угу?
Сергей хмыкнул.
— Директриса.
— Ага, она самая. Любит говорить о благодарности, — ядовито поддержала Марго.
Вместе вспомнили такие эпизоды: когда в досуговые могла в плохом настроении явиться директриса, особенно она любила это делать после крупной пакости кого из потока, и начать говорить про то, как из детей ничего не вырастет, что на них тратятся, что все они бестолочи и другое-другое-другое. Сергей покачал головой и глянул на Марго, та будто вспомнила, что не закончила монолог.
— А, да. Вот. Представь. — Она вышла вперёд, повернулась лицом к Сергею и продолжила идти вперёд спиной. — Все говорят, что ты не сможешь и ты ничтожество, ребёнок маргинала, — пускай это может быть и не так — а ты вдруг бац! И сможешь! — Она улыбнулась. — Вот этого хочу. Выйти из батора и добиться такого, чтобы потом нос им всем утереть — всем-всем, кто говорит, что не сможешь.
На её слова что-то тёплое откликнулось и в груди Сергея — мысли и желания Марго словно отражали его собственные, оттого оба воспитанника почувствовали некоторую родственность. Сергей вдруг покосился в сторону и, вырвавшись вперёд, дёрнул подругу за локоть к себе.
— Хорошо бы дожить.
— А, ой. — Марго уставилась на столб, от столкновения с которым её Сергей спас.
Дальше Вместе продолжили топать нормально, почти плечом к плечу, только Разумовский, поймав себя на остатках пагубных эмоций, произнёс:
— Прости за недоверие.
Марго фыркнула.
— О чём речь, а? — Она ткнула его локтем в бок. — Перетёрли? Перетёрли. — Марго кивнула. — Уяснили?
— Уяснили.
— Легче стало?
— Стало.
— Вот и здорово! — по-простому закончила она, совсем возвращая себе весёлую спесь. — А то ходили бы как надутые пыжи, к тому же… — Марго помедлила. — Квиты мы. Я ведь тоже тебя чудиком считала, — Сергей хмыкнул. — А нормальным оказался. Потому, мир?
Она вытащила руку из кармана и протянула ему. Сергей также вытащил свою. Друзья скрепили перемирие крепким рукопожатием, следом направились дальше по улице, и Сергей вправду почувствовал, как легко стало: словно свалилась очередная стена, существовавшая долгое время, и был проложен новый путь к взаимопониманию. Пускай и Марго была шумная, не знающая многого, она имела свои понимания границ. Потому Сергей признал ошибку — ему не стоило проявлять недоверие или видеть за воровством что-то большее и то, чего нет на самом деле.
Он снова вспомнил те эпизоды «нарушений». Марго воровала из магазинов пропитание, и никогда — в баторе. А нарушала она границы только баторцев по незнанию, меж тем в школе стремилась соблюдать их по отношению к ученикам. И… в конце концов, она училась, и Сергею следовало доверять ей больше, а не быть коршуном-патроном. «Да, всё верно», — Разумовский кивнул мыслям, ощущая окончательно, как с плеч свалился груз.
— Кушать хочется, — заныла Марго рядом. — А в баторе еда противная…
— Мо-ожем поискать где-то магазин, — растянул Сергей тихо-тихо и тут же словил на себе удивлённый взгляд.
— Тогда и другой магазин. Может помойки здесь более богатые.
— Тащить долго.
— Ну а вдруг что ценное? — парировала Марго. Сергей кивнул, согласившись, следом она продолжила:
— А на завтра ещё в школу…
Сергей вдруг помрачнел, припоминая последнюю неделю и ещё одну тайну, какая не давала ему покоя, оттого он ненадолго погрузился в свои мысли и опомнился, когда Марго ткнула его в бок локтем.
— Чего ты?
— Завтра понедельник? — уточнил он.
— Угу. Я ещё и расписания не видела…
— Завтра не идём, — отрезал Сергей.
— Чего это?! — возмутилась Марго.
— Есть одна мысль, потом расскажу.
Марго рядом глубоко вдохнула, медленно выдохнула и протянула:
— Опять год с прогулов начинать, а я обещала, между прочим, учиться!
Ответом ей стал короткий смех.
========== Следствие ведут пернатый Шерлок Холмс и голодный Робин Гуд ==========
В Баторе всё подчинялось строгому распорядку: подъём, завтрак, отход в школу, приход из неё, секции (если имелись), обед, досуговое время, ужин и прочее. Жёсткий регламент позволял структурировать потоки, унифицировать детей и значительно облегчить управление, оттого воспитатели редко отходили от него в силу многих причин — зачастую находилась единственная: нехватка собственных ресурсов на то, чтобы уделить каждому воспитаннику время. А детям его требовалось огромное количество, но это «огромное количество» не способна была оплатить шнурям администрация батора. Вот и выходило: жёсткий регламент устраивал воспитателей с низкими зарплатами и вечным выгоранием, и он же устраивал тех, кто научился его избегать на своё благо.
Так, Сергей и Марго сходили на завтрак, отошли в школу, в которой отметились и из которой благополучно сбежали через спортивный зал и задний двор с дырками в заборе, и вернулись в батор, вернее, направились прямиком в здание досуга. Причём оба использовали «прелести жёсткого регламента» и проскочили через чёрный ход тогда, когда воспитательница вывела один из младших потоков на секцию во дворе. Так оба оказались в здании, запрятались на последнем пролёте лестницы, откуда дальше был выход на крышу, и… сидели уже как не один час.
Марго вздохнула, перевернула страницу и покачала стопой, какую закинула на другую.
— И чего ты хошь найти, а? — тихо спросила она, отметив, как до окончания взятой с собой книги осталось не больше пятидесяти страниц — а значит, где-то ещё час, два — и наступит полная скука.
— Потом, — более чем стандартно ответил Сергей.
Марго скривилась, покосилась на Сергея и вернулась на страницы, где воительница племени Мистрил пробралась в квартиру политика Леи Органа-Соло, вот только вскоре боль уколола глаза, и Снегирёва вынужденно опустила книгу страницами на живот. Уперев взгляд в обшарпанный потолок, Марго вздохнула, сцепила пальцы и перебрала большими. В сознании всё начало расплываться, и прочитанный текст не воспринимался, от чего воображение начало подбрасывать что-то совсем абсурдное. К тому же ныло тело. Конечно же… Ведь Марго лежала поверх куртки, положенной на ступень лестницы наподобие пододеяльника, а под голову она положила рюкзак с учебниками.
Скользя взглядом по треснутой побелке, Марго спустилась ещё ниже и осторожно — так, чтобы не раздалось больше шума — выпрямила ноги и уместила их на перилах. Те также отозвались покалыванием.
«Больно», — Марго зажмурила один глаз и покосилась в сторону. В особо тёмном углу обнаружились огромные мотки паутины, в центре которой мирно сидел паук. Тонкими лапами — почти серыми — он хватался за собственное творение, иногда только перебирался и цеплялся сильнее, когда сквозняк с крыши опускался в пролёт. «Жи-и-ирный какой!» — восхитилась Марго и принялась наблюдать за ним. Вскоре ей и это действо надоело, оттого она больше закинула голову назад и фыркнула, прикрывая глаза.